Виктор Литовкин За 25 лет (с 21 сентября 1965 г. по 24 октября 1990 г., когда в нашей стране был объявлен мораторий на ядерные испытания) на трех боевых полях атомного полигона на архипелаге Новая Земля было произведено 132 ядерных взрыва. Из них 87 атмосферных. В том числе 83 воздушных, 3 надводных и один наземный.
При проведении одного из наземных испытаний произошла "осечка" - атомная бомба не взорвалась. Выяснить, почему это произошло, командир приказал капитан-лейтенанту Владимиру Ковалеву и еще трем его товарищам.
НЕЗАПЛАНИРОВАННОЕ ЧП
Это случилось в сентябре 1957 г. на восточном берегу губы Черной, у самой южной оконечности Новой Земли, где тогда находился один из самых засекреченных советских полигонов. Там испытывали ядерное оружие.
В то памятное утро, вспоминает капитан 1 ранга в отставке Владимир Петрович Ковалев, им предстояло взорвать очередную бомбу. По документам она проходила, как ФО-3 ("Физический опыт # 3"). Но сам "опыт" оказался необычным - ученые и военные планировали выяснить эффективность действия особо жесткого излучения, которое впервые хотели получить на этом ядерном заряде.
Лет через двадцать пять после того американцы объявят, что они создали нейтронную бомбу именно с таким излучением. Оно убивает все живое, но не разрушает здания, не уничтожает дорог, коммуникаций... В Советском Союзе сразу окрестили это оружие "варварским" и, как водится, начали борьбу за его запрещение. Естественно, умалчивая, что у нас все это уже было испытано.
А тогда начальник пункта подрыва "изделия" (так называлась его должность) капитан-лейтенант Владимир Ковалев, прослуживший на Новой Земле уже больше года и принимавший участие далеко не в первом испытании ядерного оружия, как всегда проверил аппаратуру пункта, - в систему автоматики входили две станции приема радиосигнала, электрогенератор и много других приборов, - провел несколько пробных сеансов связи с КП (командным пунктом), который находился в девяти километрах от бомбы - в устье губы Черной и, убедившись, что все работает отлично, опечатал пластилиновой печатью. Продемонстрировал исправность системы своему заместителю - Ивану Симанкову, который, как и положено по инструкции, подтвердил готовность пункта подрыва, расписавшись в секретной ведомости.
Двадцатикилотонная бомба находилась на вершине 15-метровой башни. От нее к распределительному щиту с рубильником на пункте подрыва тянулись электропровода. А сама испытательная площадка - круг с диаметром в 30 м - была опутана несколькими рядами колючей проволоки. И для того чтобы поставить "изделие" на "товсь", надо было пройти через ворота, замкнуть рубильник. Но без радиосигнала с КП запустить автоматику, а через нее электрогенератор и привести в действие детонаторы заряда было невозможно.
Правда, за саму бомбу отвечали не военные, а представители Министерства среднего машиностроения Виктор Жучихин и Юрий Коленов. Они тоже проверили "работоспособность" своего оборудования. Расписались, где положено. И, покидая площадку вместе с офицерами, замкнули рубильник. Ковалев, старший на площадке подрыва, подтвердил точность проведенных работ своей подписью. И опечатал ворота.
Еще полтора часа им потребовалось, чтобы на катере перебраться через губу, а затем доложить на КП: "К испытаниям все готово!"
Старший на командном пункте начальник 6-го Главного управления ВМФ, того самого, что на военном флоте занималось эксплуатацией и обслуживанием ядерных зарядов, адмирал Петр Фомин приказал начинать отсчет времени.
Отсчитана последняя секунда. "Ноль!" Но что это?
На том берегу губы, где вот-вот должен был вспыхнуть султан разрыва и, обгоняя грохот и рев, быстро разрастись в клубящееся черно-сизо-сереневое облако ядерного гриба, неподвижно стояло по-арктически сумрачное серое небо.
Взрыва не было. Ни через секунду, ни через минуту, ни через десять.
На КП все стояли, как оцепеневшие. И вдруг в адмиральско-генеральской среде раздался смачный, многоколенный мат, к Ковалеву тут же подскочил сотрудник контрразведки:
- В чем дело, товарищ капитан-лейтенант? Вы что, забыли об ответственности за срыв правительственного задания?!
- Погоди, - остановил его, поморщившись, адмирал Фокин и, повернувшись к Ковалеву, как-то по-домашнему спросил:
- Что могло случиться, Володя?
- Не знаю, - пожал плечами капитан-лейтенант. - Все было в порядке.
- Сделаем так, - сказал адмирал, - бери вертолет и летите на площадку. Выясните, что там произошло.
Возвращаться к неразорвавшейся ядерной бомбе было очень рискованно. И в десант снарядили только четверых - Ковалева, Симанкова, Коленова и Жучихина.
ВО ВСЕМ ВИНОВАТО ЧИСЛО 13
Вертолетчик приземлил боевую машину в овраге, в полутора километрах от испытательной площадки. Ковалев рассмеялся:
- Если грохнет, ты тут все равно ни от чего не спрячешься.
С воздуха, когда вертолет делал один за другим круги над площадкой, они, Ковалев, Жучихин, Симанков и Коленов, уже успели заметить: ни с изделием, ни с испытательной площадкой никаких изменений не произошло. Ничего не горело. Ни один зверь - ни белый медведь, ни олень, никто другой - забор не повредил. Но все равно, подходя к воротам пункта подрыва, капитан-лейтенант сказал Коленову:
- Ты, Юра, останься с аптечкой на проходной. Мало ли что может случиться...
Сегодня, спустя 45 с лишним лет, он с удивлением вспоминает:
- В аптечке был йод, стрептоцид и бинты. Если бы грохнуло, от нас не то что костей - даже мокрого места не осталось. А рефлексы какие-то действовали - мол, может быть, нам все это понадобится - вроде, кто палец поцарапает.
Они сняли печати с ворот пункта подрыва, подошли к "изделию" поближе. Виктор Жучихин отключил рубильник от электропроводов, ведущих от системы автоматики к бомбе. Осмотрел ее. Все печати были на месте.
Потом к осмотру пункта подрыва приступил Владимир Ковалев. Причину неудачи нашел довольно быстро - перегорел предохранитель на приемнике сигнала с КП. Но таких приемников было на пункте два, - на втором предохранитель оказался в полном порядке. Почему же сигнал не прошел на бомбу по второй, резервной линии?
Проводная связь не работала, а связаться по радио с КП не было никакой возможности. Недалеко от полигона стояли американские корабли - они наверняка слушали эфир и "выдать им тайну" было страшнее самого взрыва. Поэтому пришлось брать ответственность за всю операцию на себя.
Обесточив бомбу, Жучихин с Коленовым принялись за расснаряжение заряда. Как и полагалось по инструкции, вскрыли установку, отстыковали разъем проводов высоковольтного генератора от детонаторов. А потом вынули боевые пробки из розеток, заменили их напрямую "закоротками".
Теперь предстояло доложить о проделанной работе на КП. Туда на вертолете полетели Ковалев и Симанков. А Жучихин и Коленов остались охранять "аварийную бомбу". Сегодня они вспоминают об этой "охране" с улыбкой - у них даже оружия не было.
- Посмотри предохранители на радиопередатчиках КП, - попросил Жучихин Ковалева.
Оказалось, что на резервной линии в ту же секунду, что и на приемнике, во время передачи сигнала на подрыв бомбы сгорел предохранитель и на передатчике. Поэтому и вторую электроцепь замкнуть не удалось.
- Потом мы догадались, в чем дело, - на полном серьезе объяснял мне ситуацию Владимир Петрович. - Выяснилось, как ни странно, что во всем виновато число "тринадцать". Несущая частота радиоканала в наших документах значилась под этим номером. И журнал боевой работы, в котором мы делали записи на пункте подрыва, тоже был учтен в секретной части полигона под номером "тринадцать". Так это или нет, точно не знаю, но с тех пор я и не люблю эту цифру.
ДВЕ БУТЫЛКИ КОНЬЯКА - ЗА РИСК И МУЖЕСТВО
Они не прикасались на КП к системе автоматики подрыва два дня. Во-первых, к ней не пускали особисты. А во-вторых, ждали, когда из Москвы привезут новые предохранители, еще один комплект приемо-передающей аппаратуры. Адмирал Фомин принял решение проложить к бомбе третью резервную линию. И, как обычно, на полигоне не оказалось необходимых приборов.
Не было их и в столице. Пришлось лететь в Питер, в закрытый военно-морской научно-исследовательский институт, где делали эти приборы.
Начальство ходило мрачнее тучи. Кто-то из контрразведчиков успел "капнуть" о срыве испытаний на Лубянку. От чекистов об этом узнал Хрущев. И ничего хорошего для себя ни адмирал Фомин, ни другие командиры от него, да и от собственного командования не ждали.
Ковалеву и трем его товарищам по испытательной площадке тоже приходилось не сладко. Их заставляли писать объяснительные, таскали на допросы к контрразведчикам: кто что сказал во время работы на пункте? Не было ли у кого сговора сорвать испытания?
Наконец самолет с Большой Земли прилетел. На полигон прибыл сам начальник Главного управления опытовых работ Минсредмаша генерал-лейтенант Николай Павлов и заведующий лабораторией Института химической физики Академии наук СССР Георгий Шнирман, научный руководитель эксперимента "ФО-3". Все опять завертелось.
На кораблях, самолетах, испытательных площадках стали менять кассеты с аппаратурой, фиксирующей результаты взрыва, заряжать электроаккумуляторы... А таких площадок вокруг бомбы на разных расстояниях было несколько десятков.
Капитан-лейтенанта Ковалева, старшего лейтенанта Симанкова и Каленова с Жучихиным снова отправили на левый берег губы Черной. Им предстояло опять вскрыть бомбу, завести на нее третью резервную цепь электропроводки, установить еще один приемник радиосигнала, согласовать его работу с остальной аппаратурой автоматики... Дела хватило на целый световой день.
В полдень к берегу причалил катер - капитан Орест Касимов привез им обед: горячий борщ в термосе, чай, ящик тушенки, хлеб, огурцы соленые и... две бутылки армянского коньяка. На Новой Земле существовал "сухой закон", и коньяк в полярной тундре стал особо дорогим подарком.
... А взрыв прогремел на следующий день и, как вспоминали потом участники этого эксперимента, получился очень красивым.
Потом на берегах губы Черной в тот год взорвали еще пять или шесть бомб.
За возвращение к неразорвавшейся атомной бомбе и наладку системы автоматики правительство наградило Владимира Ковалева орденом Красной Звезды. Какие награды получили другие участники того памятного испытания, он не помнит. По словам Жучихина, им даже похвалы никто не выразил. Они были и этим довольны.
