Елизавета Авдошина
Дикая русская тайга... Фото с официального сайта РАМТ
«Молодежно» – это первое слово, которое хочется «по-стариковски» сказать после спектакля. «Северная одиссея» режиссера Екатерины Гранитовой получилась «киношной» – с яркой энергетикой экшена, мелодраматической lovestory, мафиозными разборками и музыкальным драйвом. Спектакль, а на самом деле самый что ни на есть мюзикл, определили масштабная и зрелищная декорация литовской художницы Роситы Рауд, стилистически безупречная живая музыка Петра Налича и остроумно поставленные танцевально-пластические этюды Альбертса Альбертса, одного из основателей известной contemporary dance company «По В.С. танцы».
В последнее время киносценарии на театральной сцене – это заново открытая жила. Тот же РАМТ в прошлом сезоне выпустил «Нюрнберг» по киносценарию Эбби Манна, а в Гоголь-центре еще недавно была запущена серия спектаклей по мотивам зарубежных киносценариев. Именно с фильмом и появляется первая ассоциация к «Северной Одиссее». Вышедшая в нынешнем году «Территория» о геологах-золотоискателях, покорителях Сибири 60-х годов, уже ностальгически всколыхнула тему романтической свободы (советского) человека на наших необъятных окраинах.
«Окраиной» назывался фильм, снятый по собственному сценарию Петром Луциком после смерти Алексея Саморядова (вместе они писали сценарии с характерными названиями, экранизирующими эпоху переходного времени конца 80-х – начала 90-х годов: «Лимита», «Дети чугунных богов», «Дикое поле» и др.). «Северная одиссея», которая так и осталась нереализованной в кинематографе, продолжает авторскую линию русского мифа о человеке с загадочной северной земли. К сожалению, в спектакле эта мифология уменьшилась до размера комических стереотипов иностранцев о России. Именно такие шутки (о том, что лучше представиться немцем или шведом, чем русским, что русский любой кока-коле предпочтет стакан водки) поднялись на поверхность.
На сцене высится белоснежный пластинчатый айсберг, собранный в духе конструктивизма и напоминающий то ли скелет кита, выброшенный волнами Северного Ледовитого океана (тут уже в голову лезет «Левиафан» Звягинцева), то ли турбины вертолета, на котором сибирские контрабандисты по сюжету перелетят с Аляски, куда попадут по русскому головотяпству, в Калифорнию.
Петр Луцик и Алексей Саморядов написали киносценарий в жанре истерн о «покорителях» Сибири, везущих во времена сухого закона спирт через тайгу, чтобы обменять его на золото Чукотки. Вербализованный театральными средствами киносюжет эпического размаха отсылает к довольно конкретному историческому времени. 1989 год. Восточная Сибирь. «Смутное воровское время». А дальше – приключения русских в Америке. «Водка, матрешка, Горбачев», – на ломаном русском повторяет героиня Рамили Искандер впечатлительная американка Нэнси. Два акта – два образа. Мир дикой русской тайги с варварскими обычаями, сиюминутными законами самопровозглашенной власти (лихие 90-е) – и сытая, благополучная Америка. Американские девушки, которыми пленились русские полярники, как еще Ильф и Петров в «Одноэтажной Америке» описывали: «Хорошие, трудолюбивые, замороченные сумасшедшим американским счастьем».
Стоит выделить особенно удавшуюся актерскую работу: Дениса Баландина в архетипичном образе русского юродивого Игоряши Банникова, Александра Гришина в роли Митрофана Романовича Сковородникова, пограничника – хранителя «сибирских руд», этакого Емельяна Пугачева с царскими замашками – то шубу подарит с барского плеча, то повесить велит. Просвещающего мужиков-разбойников из своей шайки то «Лебединым озером» на пленочной кассете, то появившимися с первыми глотками перестроечной свободы запретными кадрами порнофильма.
Но один нерв в спектакле задет действительно больно: как-то особенно драматически звучат сегодня идеалы перестройки, когда после падения железного занавеса казалось, что можно жить всем миром. Правда, вот лубочный образ дружбы народов на сцене вышел слащавым.
