Новый экономический, а возможно, и военно-политический союз на Ближнем Востоке (на фото президенты России и Турции – Владимир Путин и Реджеп Эрдоган). Фото с официального сайта президента РФ
Военный эксперт, доктор военных наук Владимир Попов в опубликованной в «Независимой газете» (см. номер от 19.02.18) статье под названием «Россия теряет контроль над северо-востоком Сирии» обращает внимание на то, что формирование турецко-американского военного союза в Сирии создает хорошие предпосылки для транспортировки по оккупированным территориям углеводородов с Аравийского полуострова в Турцию и далее в Европу: «Это делает почти ненужным газопровод «Турецкий поток», в котором РФ заинтересована и который стал одним из негласных мотивов ввода российской группировки в Сирию».
Однако в высказываниях уважаемого военного эксперта содержатся как устаревшие данные, так и неточности, которые вводят читателя в заблуждение. Поэтому есть смысл разобраться, что на самом деле скрывается за газовой подоплекой сирийского конфликта. Тем более что на этот счет имелось прямое указание главного редактора газеты.
Сирийский транзит
Проблема связи вооруженного конфликта в Сирии с газовыми интересами России возникает в мировой печати не в первый раз. Однако надо отметить, что через Сирию в Европу газ могут поставлять только Катар и Иран. Согласно расхожей журналистской версии, саудовцы и катарцы ополчились на Асада за то, что тот в 2009 году отверг идею такого газопровода из Катара, а вместо этого предпочел в 2012 году подписать с Тегераном меморандум о намерении организовать сирийский транзит иранского газа в Европу через Ирак, минуя Турцию, – имелся в виду завод по сжижению газа на берегу Средиземного моря.
Действительно, катаро-турецкий газопровод – неосуществленный проект газопровода для поставок природного газа, который должен был начинаться в супергигантском нефтегазовом месторождении Северное – Южный Парс в территориальных водах Катара, Ирана и проходить через территорию Турции, где он мог бы соединяться с магистральным газопроводом «Набукко» (также нереализованным проектом) с целью снабжения европейских и турецких потребителей. Предполагалось, что одна ветка газопровода должна была проходить через Саудовскую Аравию, Иорданию и Сирию, а другая – через Саудовскую Аравию, Кувейт и Ирак.
В феврале 2016 года журналист и писатель Роберт Кеннеди-младший, кстати, сын погибшего американского министра юстиции Роберта Кеннеди, в объемной аналитической статье для журнала Politico отметил, что «необъявленная война» США против Асада началась после того, как сирийская сторона отвергла идею строительства газопровода, который связал бы Турцию, Иорданию, Сирию и Саудовскую Аравию. Катар предложил построить этот газопровод стоимостью 10 млрд долл. в 2000 году. Этот трубопровод должен был связать Катар с ключевыми европейскими потребителями, укрепить аравийские монархии Персидского залива на доминирующих позициях газовых рынков и существенно обогатить Катар, который является близким союзником США в регионе.
Есть версия, что, мол, Сирия официально отказалась предоставлять свою территорию для проведения ветки, обосновав свой отказ тем, что необходимо «защитить интересы России, союзника Сирии, которая является ключевым поставщиком газа в Европу». Хотя на самом деле, как было показано выше, это было связано с Ираном.
Собственно говоря, отмечает немецкое интернет-издание www.heise.de, в данном случае Кеннеди-младший повторяет идеи известного журналиста бразильского происхождения Пепе Эскобара, который пишет для различнейших изданий – от российского «Спутника» до Asia Times Online и Al Jazeera – и в декабре 2017 года отмечал в статье «Энергетическая война в Сирии», что конфликт в САР объясняется именно наличием двух проектов газопроводов – с Катаром и с Ираном. Именно эти проекты и могли нанести ущерб российским
Боевые действия в Сирии продолжаются и по сей день с различной интенсивностью. Фото Reuters |
проектам, связанным с поставками газа в Южную Европу. Правительство Башара Асада решилось пойти на иранские условия, проигнорировав катарские. Но в принципе это ничего не меняет в том, что под ударом конкурентов могут оказаться российские проекты снабжения южного подбрюшья Европы. И не важно в данном случае, идет ли речь о «Турецком потоке» или его предшественнике – «Южном потоке».
Но вместе с тем значимость Сирии для российских газовых интересов представляется многим преувеличенной. Так, один из известных специалистов по экономике Ближнего Востока и научный сотрудник Chatham House Дэвид Баттер в статье для Карнеги-центра (Russia's Syria Interventionis Not All About Gas), опубликованной 19 ноября 2015 года, указывает, что представление о значимости Сирии для российского газового экспорта (и якобы связанное с этим участие России в вооруженном конфликте) опирается на три гипотетических сценария: прокладка газопровода из Катара в Турцию и дальше в Европу через Саудовскую Аравию, Иорданию и Сирию; газопровод из Ирана через Ирак, Сирию и далее; открытие и разработка новых газовых месторождений в сирийских территориальных водах в Средиземном море.
Катарский сценарий – возможное участие Катара в поставках по газопроводу «Набукко» – обсуждался еще в 2009–2010 годах, отмечает Баттер. Но такие грандиозные планы редко выходят за пределы деклараций. Утверждалось, что проект газопровода из Катара в Турцию не состоялся, потому что его отверг союзник России, президент Сирии Башар Асад. На самом деле тут есть более прозаичные объяснения.
В 2005 году Катар, как известно, наложил мораторий на новые газовые проекты, ориентированные на экспорт. Страна отказалась расширять газопровод «Дельфин», ведущий в ОАЭ и Оман, пока ее соседи не согласятся на повышение цены на газ, а идея построить газопровод в Кувейт так и не была реализована из-за возражения Саудовской Аравии. При этом у Катара и так есть возможность торговать с европейцами сжиженным природным газом. В 2014 году на Европу (прежде всего Британию) пришлось около четверти поставок катарского СПГ. Такой способ дает Катару гораздо больше пространства для маневра, чем строительство газопровода, который должен пройти через десяток стран, чтобы достичь Северной Европы. Впрочем, 4 июля 2017 года генеральный директор компании Qatar Petroleum Саад Шерид аль-Кааби объявил об увеличении производства СПГ с нынешних 77 млн т в год до 100 млн т в год за счет увеличения добычи в южном секторе Северного месторождения. На это понадобится пять–семь лет.
Как считает Баттер, мысль о том, что в сирийском кризисе играют роль газовые амбиции Ирана, еще более абсурдна. Иран не только крупнейший поставщик, но и крупнейший потребитель газа на Ближнем Востоке. Ежегодно он поставляет около 10 млрд куб. м газа в Турцию, но импортирует примерно столько же из Туркмении. Правда, заметим, сегодня ситуация изменилась, так как конфликт с Туркменией из-за цены газа побудил Иран проложить собственный газопровод между южными и северными регионами страны. Даже если бы у Ирана и хватало газа для экспорта в Европу, для этого было бы достаточно расширить уже имеющийся газопровод через Турцию или начать строительство терминалов для сжиженного газа.
Однако его высказывания противоречат фактам. На самом деле в 2012 году правительство Башара Асада приняло решение подписать с Тегераном меморандум, в котором были зафиксированы намерения организовать сирийский транзит иранского газа в Европу через Ирак, минуя Турцию. В этом соглашении также оговаривалась возможность строительства завода по сжижению газа на берегу Средиземного моря. Иными словами, Башар Асад вызвал острую реакцию суннитских монархий после публично высказанного им одобрения «исламского газопровода», по которому газ с иранской части Южного Парса должен был пойти через Сирию в ливанские порты и оттуда отправиться в Европу. Реализация этого проекта усилила бы экономическое положение Ирана, влияние которого на политические и экономические процессы на Ближнем Востоке существенно бы возросло. Вскоре после отказа Асада поддержать идею катарско-турецкого газопровода и согласия способствовать осуществлению проекта ирано-ливанской магистрали Израиль выступил с критикой такого намерения. В первую очередь официальный Иерусалим выражал беспокойство по поводу возможного усиления шиитских военизированных повстанческих организаций «Хезболла» и ХАМАС, которые смогут получить большее финансирование на подрывную деятельность, которая носила бы антиизраильский характер. С другой стороны, в ходе кулуарных обсуждений рассматривалась возможность проведения одной из веток газопровода с Аравийского полуострова по старой трассе Иран–Эйлат–Ашкелон (или же в Ашкелон природный газ мог направляться через Иорданию).
С точки зрения Баттера, третья предполагаемая угроза российским интересам – возможное открытие газовых месторождений в самой Сирии. На сегодняшний день газовых запасов Сирии хватает, чтобы удовлетворять ее собственные потребности в производстве электроэнергии. И сирийские потребители выиграли бы от строительства газораспределительных сетей, которые избавили бы их от необходимости полагаться на мазут и сжиженное бутановое топливо. «Стройтрансгаз» и другие российские компании уже построили в Сирии ряд газохимических производств и локальных трубопроводов.
В середине нулевых годов, когда у берегов Израиля и Кипра были обнаружены крупные газовые месторождения, сирийское правительство решило начать разведку в собственных территориальных водах и в конце 2013 года привлекло к этому российский «Союзнефтегаз», уже работавший на сирийском газовом рынке. Но в сентябре 2015 года, за день до начала российских бомбардировок, компания объявила о прекращении работы в Сирии по соображениям безопасности. Так что пока нет никаких доказательств наличия газа на сирийском шельфе. Но даже если месторождения и существуют, процесс их освоения очень сложный и дорогостоящий. Трудности с разработкой израильского месторождения «Левиафан» – лучшее тому доказательство. То есть сирийский газ явно не угрожает позициям «Газпрома» в Европе.
Заметим, что сейчас ситуация изменилась и налицо значительный рост потребления газа в Европе. В 2015 году Баттер писал, что сеть газопроводов, соединяющих Европу с Россией, с лихвой покрывает имеющийся спрос, а Россия к тому же планирует запустить газопровод «Северный поток – 2», который обеспечит поставку 55 млрд куб. м газа в год в Германию. Строительство «Турецкого потока» еще до инцидента с российским Су-24 было под большим вопросом из-за слабого спроса и низких цен на газ, утверждает Баттер. Поэтому связывание «Турецкого потока» с интересами России в Сирии – явное преувеличение.
Безусловно, отмечает Баттер, без понимания стратегических интересов России в Сирии невозможно понять этот конфликт. Но утверждение о том, что вмешательство России продиктовано газовыми интересами, совершенно необоснованно. Конечно, нужно сделать скидку на то, что Баттер писал эту статью в 2015 году, когда ситуация на международных газовых рынках была еще из-за промышленного спада в Европе и падения цен на нефть, к которым пока еще привязывается основная масса сделок по газу, не вполне ясная.
Реалии «Турецкого потока»
Сделанный анализ показывает, что интересам России в Сирии скорее угрожал бы Иран, чем гипотетический газопровод из Катара. Это тем более важно, что Иран не намерен после окончания борьбы с «Исламским государством» (организация, запрещенная в России) уходить из Сирии. А напротив, совместно с шиитскими военизированными подразделениями организует военные базы в том числе вблизи границ с Израилем.
Что касается Катара, то после сланцевой революции в США и выхода американского сланцевого газа на мировой рынок Катар становится конкурентом для США, особенно в части поставок в Европу. Ведь сейчас именно Катар удовлетворяет основные потребности Европы в сжиженном газе (СПГ). И по мнению министра по делам промышленности Катара Мухаммеда ас-Сада, ЕС является наиболее перспективным рынком для сбыта СПГ. В Европе, по данным Статистического обзора мировой энергетики BP за 2017 год, к главным партнерам Катара относятся такие страны, как Великобритания, Италия, Бельгия, Испания, Франция, Турция.
Относительно Турции и строящегося «Турецкого потока» его первая нитка должна обеспечить растущую потребность Турции в газе, поскольку Турции уже не хватает имеющихся газопроводов для поставок российского газа «Голубой поток», и Трансбалканский газопровод будет как ответвление от магистрального газопровода «Союз», проходящего через Украину. Напомним, что под строительством «Турецкого потока» уже имеется солидная международно-правовая база. Ведь 10 октября Москва и Анкара заключили межправительственное соглашение по строительству газопровода «Турецкий поток». Документ подписали министр энергетики России Александр Новак и его турецкий коллега Берат Албайрак в присутствии президентов двух стран Владимира Путина и Реджепа Тайппа Эрдогана.
2 декабря парламент Турции принял закон о ратификации соглашения с Россией по проекту строительства газопровода «Турецкий поток» (за ратификацию документа проголосовали 210 депутатов, семь выступили против и шесть воздержались).
6 декабря президент Турции Реджеп Тайпп Эрдоган подписал закон о ратификации этого соглашения с Россией.
19 декабря 2017 года депутаты Госдумы на пленарном заседании одобрили ратификацию соглашения между Россией и Турцией о строительстве двух ниток газопровода «Турецкий поток».
А 1 февраля Совет Федерации также одобрил закон о ратификации соглашения между правительствами России и Турции по проекту газопровода «Турецкий поток».
И не стоит сбрасывать со счетов и другие российско-турецкие проекты, включая строительство АЭС. Да и предполагаемая поставка в Турцию ракетно-зенитных комплексов С-400 может свидетельствовать о глубине налаживающихся не только экономических, но и военно-политических связей между Россией и Турцией.
Таким образом, рассуждения Владимира Попова об угрозе «Турецкому потоку» в лучшем случае говорят о неинформированности этого военного эксперта, а в худшем – о преднамеренном введении читателей в заблуждение. Ведь для многих военных экспертов советской школы нынешний российский союз с Турцией кажется противоестественным, поскольку отношения с Турцией Российской империи и Советского Союза (за исключением короткого периода поддержки большевиками правительства Мустафы Кемаля Ататюрка в 20-е годы прошлого века) всегда носили достаточно конфронтационный и напряженный характер. Понятно, что российско-турецкие отношения насчитывают не больше не меньше как пять веков и за это время происходило немало событий. В чем может быть прав Владимир Попов, так это в том, что нынешний союз с Турцией зиждется на авторитарном режиме Эрдогана и в случае его краха внутритурецкие противоречия вполне могут привести к власти сторонников проамериканской линии в турецкой политике. В этом случае российский эксперт может оказаться прав: будет создан американо-турецкий военный союз на новой основе со всеми вытекающими из него негативными для России последствиями, в том числе и для «Турецкого потока».
Современный мир как раз и характерен отсутствием явных фронтов, особенно в региональном масштабе. И как справедливо говорят, политика – это искусство возможного. Это особенно касается нашего времени, когда идеологическая составляющая отходит на второй, а то и на третий план.
комментарии(0)