«Пой по-русски назло Саакашвили!» – сказал Иосиф Кобзон Тамаре Гвердцители, взяв ее под локоток. И они спели «Тбилисо» акапельным дуэтом. Дело было на сцене конференц-зала инженерного корпуса Третьяковки, где чествовали Зураба Церетели, открывавшего там выставку «Сто картин из Парижа». Как сказали сотрудники музея – хотели показать Зураба Константиновича активным деятелем актуальной арт-сцены. Современным художником. А вообще обычно юбилейная выставка – это ретроспектива. «Вы себя чувствуете актуальным художником или классиком?» – спросили академика журналисты. «Упаси Бог, чувствовать себя или тем, или другим. Я стараюсь быть примитивистом. Это я сказал себе еще тогда, когда однажды пришел в мастерскую Пикассо и увидел у него маленький рисунок Нико Пиросмани».
– «А как много вы работаете?» – «Всегда. Вот только что был на заседании Российской академии наук, наблюдал, как академики засыпают, и делал прямо с них наброски».
«Что вам дает Париж?» – «В Париже я чаще вспоминаю родину. Не спрашивайте меня про темы и идеи. Их просто нет. Это не для меня – я вижу только лица, человеческие лица. Всех вас я вижу в цвете».
На вопрос: «Над чем сейчас работаете?» – Зураб Константинович ответил: «Над 33-метровой статуей Христа. Пока не знаю, куда поставлю. Для себя пока делаю». Тут же подскочили искусствоведы – вот Зураба Константиновича часто спрашивают, почему тело человека он рисует разноцветным?
А он перебивает: «Потому что такова жизнь. Она действительно цветная, и вы все тоже цветные, и тело ваше, и лицо».
Вернисаж был шумным и людным. Побывал директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Сказал: «Мы соратники – Зураб Константинович эмали делает, а вот у нас как раз сейчас выставка эмали в Эрмитаже». Мэтр признался, что никогда не думал о том, что его выставят в Третьяковке. Говорил он это как-то запросто. Пафос нагнетали другие. «Париж опустел! В Париже стало меньше праздника!» – восклицал Михаил Швыдкой – оттуда вывезли целых сто картин Зураба Церетели.
Все пошушукивались. «Вот знаете, – говорил Иосиф Кобзон, – все ругаются – много Зураба Церетели, много Зураба Церетели. А мне – мало Зураба Церетели!» «А можно я вам задам вопрос? – неожиданно обратился маэстро к журналистам. – Вы почему меня не ругаете сегодня? Вы когда меня ругаете, я получаю дополнительную рекламу!» На вернисаже показался бывший представитель Фонда Гуггенхайма в России Ник Ильин. На вопрос: «Как вам выставка?» – ответил сухо: «Нормально. Я тоже люблю Париж. Я там родился».
Тут же показалась муза по имени Римма, которой весьма много на картинах Церетели последних лет. Кокетливо взглянув из-под полей красной шляпки на главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова, она оставила ему автограф на альбоме.
Злословия, восторги и пересуды тонули в линиях и буйных красках монументальных полотен большого художника. Его предельно витальная многозвучная живопись с крупнорукими земляками, тенью грузинской грусти даже в парижских глазах и какой-то необычайной музыкой цвета явно поднимала настроение всем. Хотя в Париже Церетели действительно мало Парижа. Пара Эйфелевых башен разве что. Цирк – его излюбленная тема. Мэтр сказал: «Люблю свободную пластику, а в цирке она есть». Впрочем, кто не видел Парижа, кто не бывал в цирке, кто не знает Церетели? Так вот – в Третьяковке он другой.