Олег Еленский
Зубрам в «зоне отчуждения» живется вольготно. Здесь их никто не потревожит.
Фото автора
Эта мертвая белорусская деревня вызывала чувства, будто замешенные на нереальности того, что наблюдали глаза, и оторопи. В России тоже полно брошенных деревень. Но они почили естественно: молодежь разъехалась, старики отошли на погост. Отжили деревни свой век, и все. Или распались некогда мощные хозяйства в «лихие» 1990-е┘ От этой же, под названием Бабчин, растянувшейся вдоль длинной колеи, веяло долгой, нескончаемой бедой. Я потом прошел по узкой улице несколько шагов и представил, как в мае 1986 года отсюда в срочнейшем порядке «всего на недельку-другую» вывозили жителей: в 85 километрах от деревни рванула Чернобыльская АЭС, и атомное облако уже проплыло над Бабчином, осыпав его плутониевыми радионуклидами.
К тому памятному году деревня, известная еще с XVI века, была «столицей» колхоза «Октябрь», включавшего еще несколько поселений. В Бабчине проживали 728 человек (это краской написано на памятном гранитном камне, установленном здесь), которые сюда уже никогда не вернутся. Ибо уровень радиации здесь, как и в прочих в районах Белоруссии, наиболее ощутимо пострадавших от атаки вышедшего из-под контроля мирного атома, может прийти в норму не раньше чем через 2,5 тысячи лет.
Об этом рассказал Петр Кудан – директор Полесского государственного радиационно-экологического заповедника (ПГРЭЗ), центром которого теперь и является нежилая деревня Бабчин Хойникского района Гомельской области. Периметр его (65 км с севера на юг, 72 км с запада на восток) охватывает площадь в 2162 квадратных километра. Когда-то в этих границах (а это три административных района) жизнь кипела в 118 деревнях, в которых проживали 22 тыс. селян. Когда ученые сделали здесь замеры, то ужаснулись: на головы жителей высыпалось 30% цезия, 70% стронция и 97% изотопов плутония от всего их количества, выпавшего на всю ту часть Белоруссии, что подверглась атаке от случившегося катаклизма.
Ныне разве что в одной из деревень, Тульговичах, доживают свой век шесть стариков, некоторым из них уже за 80. Они «вернулись умирать» на свою маленькую родину. К «старцам-сталкерам» регулярно приезжает автолавка, привозит необходимые товары. Врач тоже не оставляет их без внимания. Всем другим бывшим жителям деревень раз в год, на Радоницу (в апреле или мае, как выпадет), разрешают посетить могилы родных и близких. Кроме этого, если кто-то из отселенных в год катастрофы завещал «похоронить его в родной земле», то это не возбраняется: привозят, хоронят.
Из иных «проникновений» в запретную зону за годы ее существования Петр Кудан припомнил только два. Однажды военнослужащий из России додумался разбить на зараженных угодьях личное хозяйство – хотел что-то выращивать, живность развести. Да еще какой-то диагностированный псих, возомнив себя сверхчеловеком, намеревался огнем избавить эти места от┘ нечистой силы.
 Дозиметрист проверяет уровень радиации: если в норме – ехать можно. |
Первый вопрос, который задают приезжающие сюда «чужаки» (в основном журналисты) и прочие получившие разрешение гости, это как раз по уровню радиоактивного фона в данном месте. Так вот, если в Бабчине «терпеть можно», то уже всего в нескольких сотнях метров от центральной инфраструктуры ПГРЭЗ может быть зафиксировано «свечение», которое в несколько раз превышает норму безопасного радиационного фона. Поэтому отряд сотрудников ПГРЭЗ численностью 740 человек (в том числе 45 ученых) работает в зоне вахтовым методом. На деятельность персонала и поддержание спецобъектов заповедника правительство ежегодно выделяет 5 млн. долл.
За годы работы при центральной базе заповедника был создан уникальный краеведческий музей. Главная его ценность – чучела представителей животного и пернатого мира, которые, как оказывается, весьма облюбовали эти в одночасье ставшие нежилыми края. Расплодились в том числе и те, которые занесены в Красную книгу страны. На одном из самых видных мест в музее – его гордость – орлан-белохвост (который вообще охраняется по всему миру, а в Европе, как думали, остались считаные пары). Этого крылатого хищника специально для обращения в экспонат не убивали: он запутался в проводах линии электропередачи и погиб. В периметре ПГРЭЗ таких орланов насчитали уже с десяток пар.
Из других «персонажей» Красной книги в зону пришли медведь и барсук (последний в иных местах практически истреблен из-за целебного жира), рысь и зубр. О таких же «почти домашних» животных, как кабан или лось, вообще говорить нечего! Кабаны уже перестали пугаться редких здесь людей, а лоси чуть ли не устраивают себе «хлева» на фермах бывшего колхоза.
 На богомолах повышенная радиация не отразилась. |
Задал директору логичный вопрос: как же так, животные за день-два, а то и за три могут «услышать» приближающееся землетрясение, а тут дозы радиации не ловят? «Еще как ловят!» – был ответ. Если допустимый уровень содержания цезия-137 в говядине по белорусским нормам составляет 500 беккерелей на килограмм, то его содержание в мясе отстрелянных в заповеднике охотничье-промысловых млекопитающих составляет от 3800 до 50 300 беккерелей на один килограмм. Кабанье мясо превышает допустимые радиационные нормативы в 20 тыс. раз! А эти клыкастые мигрируют, не ведая границ закрытой человеком зоны. И вполне могут попасть под охотничьи берданки в тех обычных лесах, которые находятся по ту сторону ПГРЭЗ...
Но любопытно, что при этом постоянный мониторинг не выявил видимых изменений на генетическом уровне в местной фауне. Заместитель директора заповедника по научно-исследовательской работе кандидат химических наук Юрий Бондарь пояснил: «Радиация на животных действует так же, как и на человека, – это факт. Но олени с двумя головами нам здесь не попадались┘ Тут ведь дело в чем. Продолжительность жизни млекопитающих и птиц в разы меньше человеческой, и живность просто не успевает накопить в организме то количество радионуклидов, которое может вызвать мутационные процессы у потомства».
В то же время директор ПГРЭЗ Петр Кудан весьма удивил сообщением о том, что у специалистов нет-нет, да и возникает шальная мысль вернуть на эту территорию животноводство. «Но не мясомолочное, а племенное», – успокоил ученый.
Уже сейчас с учетом ряда особенностей на прилегающих к «зоне отчуждения» территориях организуется агропроизводство. Тут возделывают рапс – он хорош при производстве биотоплива – и кукурузу. И в той, и другой культуре вредоносный мирный атом не оседает. В райцентре Хойники, что всего в 12 км от зараженного Бабчина, успешно работает маслосыродельный завод. Автору этих строк довелось не без опаски отведать здесь сыра. Коллеги-журналисты друг над другом подтрунивали: вот, мол, хватим сейчас радиации, как те кабаны! На самом деле, как нам объяснили, контроль на радионуклиды ведется на всех стадиях производства. Превышение норм не фиксировалось, при этом они жестче, чем в России...
На выезде из Бабчина дозиметрист проверяет автобус: уровень радиации соответствует норме. Действительно, светились только лица. Улыбками. У кого – от радости, что «наконец-то» уезжают (дискомфорт некоторые все-таки испытывали). У большинства же – от благодарности людям, которые, рискуя своим здоровьем, ведут здесь очень необходимую работу. Простились с ними под аплодисменты.
Гомель–Москва
Дарья Гармоненко 