Андрей Кротков Роман Солнцев. Серебряный шнур: Книга времен. – Красноярск: Платина, 2005, 288 с.
Известный драматург и поэт, красноярец Роман Солнцев (р. 1939) выпустил итоговую книгу стихов. Итожить то, что прожил, наверное, еще рановато – жизнь продолжается. Но композиция и содержание сборника заставляют воспринимать его именно так. Включенные в книгу стихи создают круговую панораму – от раздела «Первые годы XXI века» совершается ретро-переход к шестидесятым, семидесятым┘ и возвращение в «Начало нового тысячелетия».
Молодой выпускник физического факультета Казанского университета дебютировал как поэт летом 1962 года в журнале «Юность». Дата говорит о многом: то были времена «спора физиков и лириков» (шутейного, но публикой воспринимавшегося серьезно), времена громких поэтических чтений в главном лектории московского Политеха, вершина «оттепели». В стихах молодого Солнцева явно просматриваются вознесенско-евтушенковская стилистика и корпоративная солидарность с «физиками», но и неприкрытое сочувствие «лирикам»: «Мы памятник скорости/ поставим вскорости:/ вдоль постамента черна черта,/ на постаменте – ни черта!» Или: «Вот это яблоко раздора – тугого атома ядро./ В свинцовых лапах коридора/ выводит формулы перо./ Лучей свеченье. Излученье./ Тем излученьем изумленье./ Тех излучений изученье┘/ И – невозможность излеченья!»
Семидесятые годы – иное. Оттепельный технологический оптимизм изжит. Вольфрамовый зрачок лампы накаливания не может, как выяснилось, пахнуть тайгой. Поэтическое сознание современников отвращается от недостижимой линии коммунистического горизонта и обращается назад, к полузапретной культуре прошлого и индивидуальным ценностям. Приходят иные мотивы: «Привидятся мне странные картины/ в мой век модерна, шифров, шелухи:/ тропинки детства, алые долины,/ зеленые, как листья, петухи┘» Или: «Молчи, как в темной дреме лес,/ но так, чтобы твое молчанье/ не означало одичанье,/ а представляло интерес┘» («Уроки Тютчева»).
Восьмидесятые и девяностые – явная очумелость от реальности, которой дирижирует шукшинский Непонятно Кто и где происходит Непонятно Что: «Прислоненная к забору/ на ветру визжит коса. И, насколько видно взору,/ на холмах желты леса./ Мать, одна ты в доме этом┘/ Были сын и дочки две┘/ Смотришь в окна./ Темный ветер/ катит яблоки в траве!» А вот в стихах последних лет навязчивы приметы шизофренической повседневности – «Бюст» напоминает об открытии запоздалого памятника Сталину, врезается афористичная строчка «О тюрьмы – русские издательства┘» («Читая стихи заключенных»), и звучит публицистическая иеремиада: «Здесь даже русские не дружат./ Лишь оказавшись вдалеке,/ поют в слезах, сомкнувшись туже,/ о Волге матушке реке./ А здесь, в разорванной России,/ хлебают красное винцо –/ обиженные и пустые,/ как Фабержеево яйцо».
Если составить табель о стихотворческих рангах, то Роман Солнцев, наверное, не получит по нему чин самого виртуозного поэта нынешней России. Сейчас многие умеют писать гораздо глаже и эффектнее (а многие гораздо эффектнее не умеют, добавим справедливости ради). Но его собрание избранных стихотворений – книга времени и примет, шершавое и прямословное свидетельство сорокалетних поэтических исканий. В ней нет открытий и прорывов, зато есть ощущение кризиса слова, которым на протяжении полувека мучилась русская литература и которое пыталась преодолеть. И попытка выхода за очерченный круг – его границы размыты, но держит он крепче забора: «Ну нету больше той страны/ большой длины и ширины,/ мы все – как в комнате теперь,/ захлопни дверь./ Дебил соседний с огольцом/ нам в окна метят огурцом./ Не отвечать же среди дня/ комком огня?»
