Годы учений гопника

Владимир Козлов. Гопники. - М.: Ad Marginem, 2002, 286 с.

Учитывая кассовый успех, пришедший сейчас к Владимиру Сорокину вкупе с ореолом респектабельной скандальности и с импозантным "очеловечиванием" бывшего демонического ироника (в романе "Лед"), не приходится удивляться, что издательство "Ad Marginem" - сейчас практически монопольный "агент" и пропагандист Сорокина на литературном рынке - порадовало любителей маргинально-шоковых литературных экспериментов двумя книгами, напоминающими о несхожих гранях сорокинского письма - словотворческой и социально-критической. Первая книга, уже отрецензированная в EL-НГ - "Face Control" Владимира Спектра, - в пандан сорокинской "Москве" живописует взбалмошную столичную повседневность: необуржуазный бурлеск только оттеняет психопатологические атавизмы "совка". Во второй книге, сборнике новелл Владимира Козлова, видится иная сорокинская придумка: идиомы и аллегории переводятся из плана иносказания в регистр немотивированной жестокости.

Еще раз подчеркнем потенциальный шоковый эффект обеих Ad Marginem"овских книг - но первопричины его различны. У Спектра некий едва уловимый шок связан с нагнетаемым ощущением бессмысленности светского времяпрепровождения обеспеченной московской тусовки. При чтении "Гопников" шоковые обертоны вызваны иными стилистическими "рычагами": слишком уж велика и непропорциональна суггестия матерной, ямщицко-плотницкой (простите, гопницкой) лексики, явно перебран процент натуралистической грубости (иногда даже возникает эффект жеманства интеллигента, описывающего непотребное с ужимками всезнайства и стремящегося казаться более раскованным и продвинутым, нежели позволяет его воспитанная психика).

С точки зрения фабульной интриги, довольно рыхлой и монотонной, "Гопники" напоминают намеренно уродливо модернизированный образец просветительского "романа воспитания". Годы учений в провинциальной советской школе, бездумное ошивание с дворовой шпаной в провонявших бормотушным портвейном подъездах, поспешный онанизм в туалете для младшеклашек, неуклюжее тисканье неопрятных девчонок в физкультурной раздевалке (новелла "Гопники") сменяются годами странствий (новелла "Крым"), сулящими те же малоаппетитные симптомы: унижение, сексуальные обиды, похмельный синдром и отвращение, отвращение, отвращение. Воспитание затравленного гопника. Воспитание стереотипного советского обывателя. Воспитание зомбированного постсоветского дауна.

Роман "Гопники" - книга на удивление современная: автор с первых же абзацев будто накладывает вето на какую-либо психологическую или нравственную эволюцию персонажей. Аскетический жаргон и минималистский сленг нисколько не обогащаются - от новеллы "Каникулы", открывающей сборник и фиксирующей эмоциональные раздрызги хулигански неприкаянного детства, до заключительного рассказа "Офис". В "Офисе" внешнее благополучие и внутренняя смута, депрессия и неустроенность рассказчика словно прессуются в компьютерную абракадабру, что мерцает в окне броузера, зависшем из-за "глюков" интернетовской кодировки: "[яРСДЕМРВЕЯЙХИтНПСЛ][мЮВЮКН][мЮОХЯЮРЭНРБЕР]".

Козлов работает в жанровом "режиме" неонатурализма, возможно, ориентируясь не на русские, а на западные, в частности, итальянские - типа Альдо Нове - (анти)культурные изыски, и представляя нищету и убожество, Sex и Violence (заглавие одной из новелл) предельными и единственными основаниями современной экзистенции. Его право! Если гипернатурализм Сорокина выступает инструментом террористического насилия над навязанными иерархиями языковых и символических ценностей (причем после ниспровержения только усиливающими свой безусловный диктат), то неонатурализм Козлова намеренно игнорирует сферу высокой культуры, брутально выводя ее из повседневного речевого общения.