Евгений Витковский Главных книг у человека обычно несколько. Но, скажем, президент Крюгер не читал ничего, кроме Библии, поэт Леонид Губанов – ничего, кроме Пушкина. Мне это не годится. Даже к Сервантесу и Рабле все не сводится.
Назову авторов, повлиявших на меня как на прозаика: Борхес, Маркес («Осень патриарха»), Сигизмунд Кржижановский, Алданов, Набоков. Нежданно для меня самого – Терри Пратчетт. И Милорад Павич, «Хазарский словарь» коего читаю раза два в год.
Его двойные образы, противопоставление мужского и женского, правого и левого, ислама и христианства, взаимопроникающих добра и зла – это балканский магический реализм, это уровень Борхеса и Булгакова. Эти быстрые и медленные зеркала, реки, текущие только ночью, женщина, которая полюбит лишь того, кто в марте ест кизил, хазарские морщины на болгарском лице, колокола, звонящие наоборот, – в общем, все, из чего возникает балканская магия, – похоже на свежую воду в литературной пустыне.
Думаю, тех, кто ждет от книг экшна, Павич раздражает, но только экшн – не литература. В смысле же словесной филиграни Павича почти не с кем сравнивать. Однако если искать что-то близкое к нему, но то, чего он сам не знал, сразу находишь очень много. В марийских мифах, например, попался вудия – водяной, который запрещает купаться в пруду после двух часов дня. Водяной тут же угодил ко мне в роман.
комментарии(0)