0
3979
Газета Печатная версия

27.11.2024 20:30:00

Русская литература никуда не делась

Игорь Волгин о дружбе с шестидесятниками, об отсутствии самобытных поэтических личностей и преданных делу писателей

Тэги: поэзия, телевидение, достоевский

Игорь Леонидович Волгин (р. 1942) – поэт, достоевсковед, телеведущий, доктор филологических наук, заслуженный профессор МГУ им. М.В. Ломоносова. Родился в Молотове. Автор более 500 научных работ и художественных публикаций. Автор и ведущий следующих телевизионных программ: «Николай Заболоцкий», «Жизнь и смерть Достоевского», «Из истории русской журналистики (Чаадаев, Пушкин, Некрасов)». С 2011 года ведущий литературного ток-шоу «Игра в бисер» на телеканале «Россия-Культура». Член Союза писателей, Союза журналистов, Международной ассоциации журналистов, Международного и Русского ПЕН-клуба, научного совета Пушкин-института. Лауреат премии правительства Москвы в области литературы (2004). Живет в Москве.

поэзия, телевидение, достоевский Из литературной студии «Луч» вышли многие известные поэты. Игорь Волгин и Бахыт Кенжеев. Фото из архива Игоря Волгина

С 5 по 8 декабря в Москве будет проходить международный литературный форум, где Ассоциация союзов писателей и издателей России (АСПИР) соберет на одной площадке – в Гостином дворе – коллег из 30 стран мира. Среди них Игорь ВОЛГИН, с которым о его многогранном и многоликом творчестве, а также о настоящем и будущем русской литературы в мировом контексте побеседовал Александр АНОСОВ.

– Игорь Леонидович, вы много раз говорили в интервью, что поэзия не прощает измен даже с Достоевским. Но вы вернулись в поэзию после 30-летнего перерыва, в 2011-м, и вернулись победительно. «…Гумилевская твердость и точность слога, порой жесткость и мужественность поэтического высказывания. Впрочем, как и пристальное внимание к художественной детали, вообще – к художественной форме, не терпящей жеста, летящего мимо смысла» – так писала Олеся Николаева о вашей книге «Homo poeticus». Что вы сделали, чтобы поэзия вас все-таки простила?

– Тут есть некоторая тайна, не поддающаяся рациональным истолкованиям. Я могу что-то предполагать или о чем-то догадываться. Разумеется, отход от поэзии, вернее, от практики сочинительства, не был намеренным выбором. С одной стороны, возможно, это было следствием внутреннего недовольства собой как стихотворцем. А с другой – следствием глубинной тяги к исторической прозе, ощущением того, что именно здесь я смогу, высокопарно выражаясь, реализовать свой творческий потенциал. И, конечно, Достоевский предстал как некая захватывающая загадка, как внутренний ориентир духовного существования. При этом я отнюдь не отрекался от поэзии, от связанных с ней ощущений, от ее безоговорочной правоты. Мне кажется, что, крайне редко «отвлекаясь» на сочинение стихов, я бессознательно старался совершенствоваться как автор. И весь мой жизненный опыт причастен к этому скрытому, но неостановимому процессу. Когда же он подошел к некой критической точке, появились новые стихи. Поэзия не наказывает и не прощает: она лишь готова или не готова внимать.

– Знаю нескольких людей, никак друг с другом не связанных, которые с упоением читали вслух «Я родился в городе Перми…».

– Мне тоже нравится это стихотворение (смеется). Его очень любил Евгений Евтушенко, более того – великолепно его читал, гораздо лучше меня: есть телевизионная запись. Я – дитя войны, там мои истоки и, возможно, мое понимание жизни. Вот концовка этого стихотворения:

И у края жизни непочатой

выживаю с прочими детьми

я – москвич, под бомбами зачатый

и рожденный в городе Перми,

где блаженно сплю, один из судей

той страны, не сдавшейся в бою,

чьи фронты из всех своих орудий

мне играют баюшки-баю.

Я очень люблю поэтов военного поколения – Бориса Слуцкого, Александра Межирова, Давида Самойлова, Константина Ваншенкина, Юрия Левитанского… Они удостаивали меня своим вниманием, некоторые – дружбой (например, Евгений Винокуров). Вообще, надо сказать, что поэтический опыт ХХ века бесценен. Его колоссальный художественный диапазон – от Александра Блока до Иосифа Бродского – превышает эстетические рамки XIX столетия.

– Недавно вы опубликовали в «Юности» трогательное эссе о поэтессе Тамаре Жирмунской, упомянули ее первую книгу, изданную в 1962 году. Как известно, вы дружили со многими поэтами-шестидесятниками. Чьи имена, наряду с именем Жирмунской, недопроявлены и должны звучать сегодня чаще?

– Да, я дружил с Тамарой Жирмунской и был рад написать о ней добрые слова. В том числе опубликовал часть нашей переписки. И уже после публикации вдруг обнаружил в интернете еще несколько взаимных откликов. Вот Тамара пишет по поводу моих стихов «Ударил дождь по темному стеклу…» (это сравнительно ранние стихи – о смерти):

«– Уж если ты, дорогой, думаешь об этом, то что же говорить нам, старшим и куда менее задействованным?!»

Я, в свою очередь, отвечаю:

«– Тамара, дорогая, это написано задолго до 30! Правду говорят, что лучшие стихи о смерти пишутся молодыми».

Тогда она пишет:

«– А разве не божья милость, что ты после того несчастного случая с велосипедом остался жив и стал талантливее прежнего? Стихи о родителях, которые помогли твоему воскрешению, мои любимые».

Она имеет в виду мои, 1972 года, стихи: «Ты гнал, губитель мой прелестный» – о том, как я, едучи на велосипеде, был сбит автомашиной – «и душу слабую держали // отец и мать за два крыла». В своем эссе я пишу, что эти стихи понравились Тамаре, но это, так сказать, мои личные воспоминания. И вдруг – такое подтверждение с ее стороны.

Да, я дружил со многими шестидесятниками, моими старшими товарищами, и даже порой именовался младшим из них. Это не совсем так. Ибо поколение Владимира Соколова, Беллы Ахмадулиной, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского – это отдельная историческая когорта. Но хотелось бы, чтобы знали и ценили уже ушедших – тех, которых я тоже знал: Владимира Кострова, Олега Дмитриева, Игоря Шкляревского, Татьяну Бек, Владимира Рабиновича, Валентина Резника… И слава богу, ныне здравствующих – Евгения Рейна, Юрия Ряшенцева, Олега Чухонцева…

– В прошлом году возглавляемая вами литературная студия «Луч» при МГУ перешагнула 55-летний рубеж. В разные годы из нее вышли такие поэты, как Бахыт Кенжеев, Александр Сопровский, Евгений Бунимович, Инна Кабыш и многие другие – полный список занял бы целую газетную полосу. А кто сегодня ваши ученики? В чем их главное отличие от предшественников?

– Да, «Луч» – возможно, самая старая в мире литературная студия. Начиная подобное дело, я думал, что это продлится год, может быть, два. Но нынешние сроки я не мог бы представить даже при самом сильном взлете фантазии. Увы, вышло так, что я пережил многих своих студийцев, в том числе тех, которые стали выдающимися поэтами – Александра Сопровского, Евгения Витковского, Алексея Цветкова, Бахыта Кенжеева… В день смерти последнего, 26 июня, написалось: «Но вот уже мои ученики – / те, что меня и лучше, и моложе, / не изменив ни буквы, ни строки, / уходят в ночь, знакомую до дрожи. / И некому с мимозою в горсти, / с усмешкою двусмысленной, но милой, / меня вспомянуть и произнести / хоть пару слов над будущей могилой».

Сейчас в студии, как всегда, есть отдельные талантливые авторы. Но к сожалению, не обнаруживается поколения, или, если угодно, потенциала некоего поколенческого взлета. Впрочем, это скорее обстоятельство времени, внутренне не расположенного к появлению сильных и самобытных поэтических личностей. Правда, можно надеяться, что они появятся вопреки.

– Расскажите об открытии в достоевсковедении, совершенном вашими студентами при изучении архивов. Что из открывшихся фактов впечатлило вас?

– Несколько лет назад я осуществил довольно рискованный эксперимент – включил в руководимый мной большой научный проект, связанный с 200-летним юбилеем Достоевского, несколько своих студентов – журфак МГУ. И они блестяще справились с поставленными задачами. Были обнаружены ценнейшие архивные и иные материалы, связанные с каторгой Достоевского и его сибирским окружением. В том числе касающиеся условий каторжного быта, а также реальных прототипов некоторых персонажей «Записок из Мертвого дома» и т.д. Это доказательство того, что известная часть нынешних молодых людей внутренне готова к серьезному научному поиску. К сожалению, мой университетский спецсеминар, где могут обнаружиться творческие задатки студентов, предусмотрен только на один семестр. Но надеюсь, что подобные занятия удастся продлить хотя бы в пределах года.

– Ваша авторская программа «Игра в бисер» выходит на телеканале «Культура» 13 лет и очень популярна, в отличие от других программ интеллектуального толка. Как вам удается сохранять высокий дискурсивный уровень? Есть ли у телезрителя тоска по умному слову?

– Я стараюсь как можно глубже проникнуть в суть того, что мы обсуждаем. Ведь наш диапазон – вся мировая литература: от Гомера, Данте, «Слова о полку Игореве» до Федора Достоевского, Льва Толстого, Альбера Камю, Эрнеста Хемингуэя, Иосифа Бродского, Василия Шукшина... Вышло уже более 320 программ. Это русская, советская, западноевропейская, американская литература. В поле нашего внимания даже библейские тексты, Апокалипсис например. В последние годы обсуждаем (с их участием) наших здравствующих современников – Александра Городницкого, Евгения Водолазкина, Евгения Рейна, Юрия Ряшенцева… Первым из этого славного ряда незадолго до своего ухода был Евгений Евтушенко. Во всех передачах я стараюсь делать акцент на главном. То есть по мере сил пытаемся постигнуть сокровенную творческую тайну наших героев. Очень люблю посвящать целую программу какому-нибудь одному стихотворению, например «Бородино» Михаила Лермонтова, «Август» Бориса Пастернака и др. Тоска по умному слову у телевизионной аудитории пока еще присутствует. Хотелось бы верить, что рано или поздно эта тоска станет всеобщей.

– Недавний эфир «Игры в бисер» был посвящен Валентину Катаеву. Есть ощущение, что в последние годы о писателе заговорили с новой силой. Несколько лет назад в серии «ЖЗЛ» вышла его первая подробная биография, которую написал Сергей Шаргунов. Как вы оцениваете эту работу?

– Валентин Катаев – писатель удивительный и во многом загадочный. С одной стороны, «Время вперед», с другой – «Алмазный мой венец»… Его писательская судьба, биография – поле для серьезных, порой весьма рискованных размышлений. Тут требуется смелый исследователь. Таковым стал Сергей Шаргунов, написавший талантливую книгу об авторе «Белеет парус одинокий». И кстати, принявший живейшее участие в нашей передаче. Было много неравнодушных откликов.

– «У поэтов есть такой обычай – в круг сойдясь, оплевывать друг друга». Вы цитируете Дмитрия Кедрина в том же эссе про Жирмунскую. У прозаиков, как мы знаем, тоже. И не только на личном уровне, но и на организационном. Разные группы, союзы, символы веры… Но вместе с тем есть попытки построить какое-то общее поле деятельности, что делает, например, АСПИР. Вы почувствовали изменения в устройстве литературной жизни после того, как четыре крупнейших Союза писателей и Книжный союз начали работать вместе?

– 11 апреля 1831 года Пушкин писал Петру Александровичу Плетневу: «Мне кажется, что если все мы будем в кучке, то литература не может не согреться и чего-нибудь да и не произвести…» Минуло почти два века, а пушкинская сентенция не потеряла актуальности. АСПИР – это первая попытка воссоздать хотя бы прообраз писательской общности, бездумно расторгнутой несколько десятилетий назад. Писатели всегда были и будут разные – со своими художническими и идейными убеждениями. И объединять их можно только по одному признаку – профессионализму и преданности своему делу. Если у всех писательских союзов будут именно такие критерии, тогда литература действительно «не может не согреться».

– В декабре пройдет международный литературный форум... По вашим ощущениям, русская литература по-прежнему будоражит умы и сердца за пределами России?

– Русская литература никуда не делась. И многие читатели – и в России, и за рубежом – не мыслят своего существования без ее спасительного присутствия. К сожалению, литература играет ныне не столь существенную роль как в текущей жизни, так и в мировом сознании. Впрочем, не зря сказано, что Элладу создал Гомер. Вряд ли современная словесность способна созиждить будущий мир. Но без литературы он вообще непредставим.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Озер лазурные равнины

Озер лазурные равнины

Сергей Каратов

Прогулки по Пушкиногорью: беседкам, гротам и прудам всех трех поместий братьев Ганнибал

0
3594
Стрекозы в Зимнем саду

Стрекозы в Зимнем саду

Мила Углова

В свой день рождения Константин Кедров одаривал других

0
3166
У нас

У нас

0
3235
Коты – они такие звери

Коты – они такие звери

Сергей Долгов

Женский ответ Фету, аппетитный снег и рулон разговора

0
544

Другие новости