Все нормальны, а толку нет

Привлекает всех полотно… Херри мет де Блес. Искушение святого Антония. Музей Метрополитен, Нью-Йорк

Недавно поймал себя на странной, вряд ли совсем уж здравой мысли: как же это так вышло, что мы все – я имею в виду людей моего поколения – начинали свою жизнь внутри ленинской мечты, а кончаем ее внутри набоковской фантазии? Подумал об этом, когда вспомнил вот это стихотворение Владимира Набокова. Очень уж оно соответствует:

Бывают ночи: только лягу,

в Россию поплывет кровать,

и вот ведут меня к оврагу,

ведут к оврагу убивать.

Проснусь, и в темноте, 

со стула,

где спички и часы лежат,

в глаза, как пристальное дуло,

глядит горящий циферблат.

Закрыв руками грудь и шею, –

вот-вот сейчас пальнет 

в меня –

я взгляда отвести не смею

от круга тусклого огня.

Оцепенелого сознанья

коснется тиканье часов,

благополучного изгнанья

я снова чувствую покров.

Но сердце, как бы ты хотело,

чтоб это вправду было так:

Россия, звезды, ночь расстрела

и весь в черемухе овраг.

Ну правда ведь: наши годы выстроились за нашей спиной, как неумолимые солдаты с ружьями. Это вокруг нас все так молодо и черемуха в цвету, и сами мы чувствуем себя такими же молодыми, и кажется нам, что это просто недоразумение. Кому жаловаться?

Когда-то мы пели:

Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой.

И теперь вот: кроме него – некому. Что ему сказать, как убедить?

Да разве он сам не понимает, что этот Набоков в этом своем стихотворении запечатлел не что иное, как мечту белогвардейца. Он, видите ли, мечтал вот таким образом возвратиться во враждебную ему большевистскую Россию и хотя бы на краю этого расстрельного оврага последний раз подышать ее незабвенным воздухом. А мы, какие же мы белогвардейцы? Мы никогда ни на один миллиметр не отклонялись от линии партии. Кто, как не мы, всегда послушно колебались вместе с ней – так в чем же провинились мы? Почему мы должны отвечать за то, что он, изнемогая спокойными парижскими ночами от избытка героизма, так живо вообразил эти живописные детали своего будущего подвига и в эту яркую, как у Киплинга, сказку в последний момент, должно быть, испугавшись и одумавшись, как злой колдун, поместил вместо себя нас. Товарищ Ленин, произошла чудовищная ошибка! Товарищ Ленин, вытащите нас из фантазии этого белогвардейца и верните в свою мечту!

И снова ищу я слова с которыми можно было бы обратиться к Ильичу от имени своего поколения. Какой нижайший поклон заставит обратить внимание вечно живого на судьбу так недолго живущих? Как сформулировать свои апрельские тезисы, чтобы они не были отвергнуты? Брожу и все думаю, думаю об этом, а листва вокруг такая зеленая!

Ну да, все это бред, конечно, но уж очень обидно. До того обидно, что решил его обнародовать. И чтоб чувствовать себя уверенней в этом своем решении приискал себе союзника в лице Владимира Маяковского, на весь свет когда-то объявившего:

Сегодня в вашем кричащем 

тосте

я овенчаюсь моим безумием.

И еще вдохновило меня веселое напутствие Феликса Кривина, хоть и не мне оно было адресовано:

«Ври, Мюнхгаузен! Выдумывай, барон! Выдавай за чистую монету! Не стесняйся, старый пустозвон, – все равно на свете правды нету!»

Пришло мое время, изготовлю, какое уж там получится, блюдо из этой своей грусти, о которой так точно сказал Окуджава:

Почему мы исчезаем,

превращаясь в дым и пепел,

в глинозем, в солончаки,

в дух, что так неосязаем,

в прах, что выглядит 

нелепым, –

нытики и остряки?

Почему мы исчезаем

так внезапно, так жестоко,

даже слишком, может быть?..

Авось и из этого моего бреда что-то путное выйдет, подумал. Вышло ведь однажды у Хенри де Блеса, как зафиксировал поэт Юрий Смирнов вот в этом своем стихотворении.

Нидерланды. Шестнадцатый

 век.

Вернисаж. Пол натерт 

до блеска.

Все спешат (исключая калек)

Посмотреть на Херри де Блеса.

Говорят, он пишет чудно,

Что-то есть в нем 

потустороннее.

Привлекает всех полотно

«Искушенье святого Антония».

Что ж, затасканный вроде 

сюжет.

Только вместо пурпурной 

гаммы

Неожиданно черный цвет,

Как провал за пределы рамы.

Был к суду привлечен де Блес.

Судьи, пряча под мантией 

панцирь,

Восклицали: «Сидит в нем 

бес,

А стране угрожают испанцы!»

Лишь спустя четыреста лет

Появилось такое мненье,

Что пугающе черный цвет –

Результат ненормального 

зренья.

Браво, доктор! Хвала уму!

Спит де Блеc под зеленой 

травкой...

Как могла бы помочь ему

Запоздалая ваша справка.

Государственный спит совет.

Спят доносы и подозренья.

Жив шедевр – ненормальность

 зренья.

Все нормальны, а толку нет.

Да какой уж там шедевр, хоть что-нибудь бы у меня вышло. Товарищ Ленин, помогите!