Какое царство, такое и священство

Бабкин М.А. Священство и Царство. Россия, начало XX века – 1918 год. Исследования и материалы.
– М.: Индрик, 2011. – 920 с.

Монография профессора кафедры отечественной истории новейшего времени РГГУ Михаила Бабкина посвящена теме взаимоотношений православного духовенства (прежде всего высшего) с государственной властью Российской империи в предреволюционные 1904–1917 годы.

Как показывает автор, еще до первой революции священноначалие проводило работу над литургийными текстами, принижая в них поминовение царствующей династии и преувеличивая титулование архиереев. Уже в вышедшем в январе 1900 года «Служебнике» исчезает вынимание на проскомидии специальной просфоры с молитвой «за здравие» царя. Если учесть, что это издание и повторявшие его последующие выходили в Санкт-Петербурге в Синодальной типографии с грифом «По благословению Святейшего Синода», то, как отмечает автор, это «свидетельствовало о нежелании высшего духовенства поддерживать самодержавный строй» (стр. 182). В то же время в декабре 1898 года Синод принял определение о том, что местный архиерей на литургии будет поминаться как «преосвященнейший» (на сугубой ектении) и «великий господин наш преосвященный» (при великом входе). Эти исправления вошли в изданный в 1902 году в Киеве «Служебник».

С началом революции 1905 года многие архиереи публично проявили оппозиционные настроения. Так, старший викарий Санкт-Петербургской епархии епископ Нарвский Антонин (Грановский) сразу после обнародования Манифеста 17 октября 1905 года перестал на совершаемых им богослужениях поминать царя как «самодержавнейшего», а 18 декабря 1905 года опубликовал в столичной газете «Слово» статью о том, что православие и самодержавие несовместимы. Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) во время революции 1905 года «в своем архиерейском доме в Выборге предоставлял убежище революционерам Михаилу Новорусскому и Николаю Морозову» (стр. 142), а после казни 6 марта 1906 года руководителя севастопольского восстания лейтенанта Петра Шмидта совершил панихиду по нему в Санкт-Петербургской духовной академии с участием слушателей. Такую же панихиду третий викарий Санкт-Петербургской епархии ректор Санкт-Петербургской духовной академии епископ Ямбургский Сергий (Тихомиров) совершил на Путиловском заводе по приглашению революционно настроенных рабочих, что воспринималось тогдашним обществом как откровенная поддержка революционеров.

Во время Февральской революции высшее духовенство Церкви отказалось издать воззвания к верующим в защиту монархии. Весть о ее свержении была радостно встречена епископами, 3–4 марта в храмах перестали поминать членов царской семьи, официально это решение утвердил 5 марта Синод. Митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) 6 марта разослал по всем епархиям телеграммы, призывая возносить «моления... за... благоверное Временное правительство», 7–8 марта такое поминовение утвердил и Синод. Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский), являвшийся в то время председателем синодальной комиссии по исправлению богослужебных книг, начал замену богослужебных текстов – 7 апреля 1917 года из служб святым были вычеркнуты любые упоминания о царях. Монархист Михаил Тальберг отмечал в своих воспоминаниях: «С первых же дней революции... когда в храмах Божиих впервые начали святотатственно возносить молитвы за «благоверное» Временное правительство, ясно было, что Россия докатится и до большевизма, и до проигрыша войны».

Таким образом, историк Михаил Бабкин подвергает сомнению широко распространяемые нынешними апологетами РПЦ мнения о верности Церкви монархическому строю, поддерживаемой на протяжении всего XX века, несмотря на гонения. Искренне живя одними интересами с народом или лукаво приспосабливаясь к изменениям обстановки – в любом случае Православная Церковь меняла свои политические убеждения.

Возможно, листая солидный том «Священства и Царства», оппоненты Бабкина захотят возразить ему в своих трудах. Но для этого придется один за другим опровергнуть достоверность бесчисленного множества фактов, которые автор собрал в своем исследовании.