Мартын Андреев
Александр Лукомский. Очерки из моей жизни. Воспоминания.
– М.: Айрис-пресс, 2012. – 752 с.
Любимое занятие поклонников военной истории – переигрывать знаменитые сражения. При каких условиях вице-адмирал Зиновий Рожественский мог бы выиграть Цусиму или по крайней мере свести бой к «ничьей»? Имел ли шансы генерал-лейтенант Антон Деникин взять Москву? И это не альтернативная история, а стремление найти ошибки в планировании той или иной операции.
Воспоминания генерал-лейтенанта Александра Лукомского (1868–1939) дают богатую пищу для подобного анализа. Мемуарист занимал высокие должности как до переворотов 1917 года, когда служил генерал-квартирмейстером штаба Верховного главнокомандующего, так и в годы Гражданской войны, будучи председателем особого совещания (правительства) при командующем Вооруженными силами юга России. Поэтому его свидетельства чрезвычайно важны и ценны для понимания процессов, происходивших в то время: они дополняют не только общеизвестные факты, связанные с подготовкой к войне, вопросами мобилизации, снабжения, но и рассказы о кризисных, переломных моментах в истории.
Так, касаясь беспорядков в Петрограде, вылившихся в отречение последнего государя и последующую смуту, Лукомский пишет о том, что первоначально ставка была введена в заблуждение успокоительными реляциями военного министра и коменданта столицы, явно переоценивших свои силы. Потеря времени привела к тому, что «пожар разгорелся настолько сильно, что потушить его было нелегко». По мнению генерала, к этому времени посылка небольших надежных частей с Северного и Западного фронтов результата уже не дала бы. Отправка же более крупных соединений (а на нее потребовалось бы не меньше 10–12 дней) привела к тому, что беспорядки захватили бы и другие города, а потому подавление революции «грозило прекращением борьбы с врагом на фронте».
 У власти не всегда хватает воли обуздать смуту. Сергей Иванов. В смутное время. 1908 |
Думается, что в данном случае Александр Лукомский невольно спроецировал на конец февраля – начало марта последующие события и переоценил в отличие от злосчастного военного министра силы бунтовщиков. Он не учел, что географическое положение Петрограда (об этом, кстати, в свое время точно писал Александр Солженицын) позволяло легко изолировать его, перерезав немногочисленные железнодорожные ветки. Сил для этого много не требовалось. А даже если бы пришлось существенно ослабить действующую армию? В условиях отсутствия моторизованных частей в зимнее время никто наступать не станет. С фронта можно снимать любое количество войск – противник физически не имеет возможности воспользоваться сложившимся преимуществом. Наступать по пояс в снегу или через незамерзающие болота северо-запада можно. Вот только результат будет ничтожен, а потери огромны. И, что самое главное, оборона таких позиций не требует большого числа войск.
Поэтому можно было обратить все свои силы на внутреннюю смуту. Она началась стихийно, из-за небольших (не будем преувеличивать их масштаб) перебоев со снабжением. Допустим, подъезды к городу контролируются верными государю частями. Как бы отнеслось население к новой «народной» власти, которая не способна организовать жизнь города? Скорее всего любовь быстро обернулась бы противоположным чувством, а смута на голодный желудок, как правило, долго не продолжается.
Наконец, опасность «залить кровью Петроград и Москву», о которой размышлял Лукомский, тоже представляется преувеличенной. Активные действия сводного отряда тогда еще полковника Александра Кутепова по ликвидации беспорядков в столице показывают, что волевой командир мог безболезненно подавить бунт (гарнизон состоял главным образом из необстрелянных новобранцев и как боевая единица серьезной силы не представлял). К сожалению, у Кутепова физически не было сил взять под контроль столицу, а ответственное за безопасность города руководство, мягко говоря, самоустранилось.
То есть у власти (об этом с горечью вспоминает Лукомский) не хватило воли и последовательности при обуздании смуты. Остается надеяться, что у поклонников военной истории достанет воли не повторять подобных ошибок в ходе реконструкции. Или понять, что история имеет сослагательное наклонение.
