Как Бог правит миром

Над примирением истин Откровения, психологии и естествознания бились на протяжении столетий лучшие умы человечества. И нельзя сказать, чтобы совершенно впустую. Однако решающий прорыв состоялся лишь в первой половине XX века.

Речь идет о том, чтобы непротиворечивым образом объединить в одном мировоззрении два тезиса.

Тезис 1: физический мир детерминирован причинно-следственными связями; наиболее фундаментальные законы мироздания неизменны, хотя наше знание о них постоянно уточняется; Творец мира, если Он существует, не вмешивается в работу однажды сконструированного и запущенного им часового механизма.

Тезис 2: чудеса и нарушения законов мироздания, описанные в священных текстах одной или нескольких конфессий, не являются вымыслом и в некотором смысле действительно происходили.

Легко заметить, что второй тезис более гибок, чем первый. Следовательно, решение проблемы сводится к вопросу: «В каком именно смысле происходили чудеса?».

Европейские мыслители от Декарта до Фрейда, несмотря на всевозможные нюансы, по сути, придерживались одной и той же объяснительной схемы. В наиболее общем виде она выглядит так: чудеса – это факты психической реальности, а не физического мира. Чудеса возможны потому, что мы не способны непосредственно воспринимать объективную реальность. В ощущениях нам даны лишь… ощущения, с помощью которых мы более или менее успешно реконструируем объективную реальность. Мир, отраженный в психике, не тождественен физическому миру.

Мир без психики – это мир, в котором чудеса принципиально невозможны. Это мир вечного возвращения, о котором сказано: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1:9). Бесконечный ряд a + a + a + …

Лишь в психике возможно появление чего-то качественно нового, не сводимого к прошлому. Оттого в психике так много сущностей, не встречающихся в физическом мире, – единорогов, домовых, призраков и так далее. Лишь мир, отразившийся в чьей-либо психике, обретает вид a + b + c + …

Когда Моисей остановил солнце или Иисус превратил воду в вино, скорость вращения земли, законы преломления света и химический состав воды, разумеется, остались неизменными. Изменилась интерпретация внешних ощущений свидетелями этих чудес. У воодушевленных израильтян открылось «второе дыхание», ускорилась реакция, отчего течение времени для них субъективно замедлилось. А о том, что можно опьянеть от стакана воды, может рассказать любой человек, увлекающийся спиртными напитками.

Эта объяснительная схема в различной нюансировке доминировала c XVII по XIX век. Подход оказался плодотворным, но крайне уязвимым для критики. И вот почему.

В священных текстах сообщается о чудесах, происходивших при огромном стечении народа. На языке современной психологии речь идет о коллективных галлюцинациях, коллективном гипнозе. Но как возможна согласованность, синхрония и когерентность в галлюцинациях различных людей? Какой всесильный гипнотизер насылает эти галлюцинации?

До начала XX века не было ответа на этот вопрос. Мальбранш, епископ Беркли и их последователи полагали, что Великий Гипнотизер, обеспечивающий согласованность ощущений свидетелей чуда, – это сам Бог. Но это означало бы, что Трансцендентное Существо продолжает постоянно вмешиваться в дела сотворенного им мира. По сути, мы лишь заменили постоянное Божественное вмешательство в физическую реальность, постоянным Божественным вмешательством в психическую реальность. Скромный успех.

Настоящим прорывом в данной области мы обязаны, пожалуй, Карлу Густаву Юнгу (1875–1951). Попробуем изложить ключевую догадку швейцарского психиатра в слегка модифицированном и предельно упрощенном виде.

По-видимому, Юнг полагал, что Бог как Трансцендентное Существо не вмешивается ни в дела физического мира, ни в психику людей (по крайне мере, во время их скоротечного земного существования). Но в коллективном бессознательном обнаруживается устойчивый комплекс, который при желании можно рассматривать в качестве полномочного представителя Трансцендентного Существа в человеческой психике. Это архетип Бога.

Именно этот архетип является источником морали. Мораль существовала и в домоисеевские времена, следовательно, ее источник - не синайские скрижали, а нечто, еще более древнее и гораздо глубже укорененное в человеческой душе. Эта гипотеза, кстати, приемлема и для атеистов, поскольку существование архетипа Бога отнюдь не доказывает существование самого Бога.

Архетипы – это наиболее древние и наиболее всеобщие мыслеформы, но архетип Бога, возможно, наиболее древний и всеобщий из них всех. Без архетипа Бога невозможна мораль, без морали невозможны даже зачатки социума, а без них невозможны ни язык, ни прогресс, ни культура. Архетип Бога – это еще и самый могучий архетип, обладающий способностью «препятствовать нашей воле, навязываться сознанию и влиять на наши настроения» [1, с. 268].

Согласованность в восприятии и переживании чудес достигается благодаря тому, что свидетели чуда имеют общее коллективное бессознательное. Это справедливо, по-видимому, для большинства средиземноморских и европейских религиозных общин на исторической памяти человечества.

Можно даже допустить, что архетип Бога у всех без исключения людей один и тот же, хотя теология, переживания и религиозная практика могут в корне различаться. Это хорошо согласуется с гипотезой археогенетиков о происхождении современного человечества от одной «митохондриальной Евы» и одного «Y-хромосомного Адама» (не обязательно живших в одно время).

Еще более смелая гипотеза заключается в том, что, архетип Бога может существовать даже в психике высокоразвитых животных. Именно в таком ключе можно истолковать историю про валаамову ослицу (Числ. 22: 21–33) и похожие эпизоды о странном поведении животных…

[1]. Карл Густав Юнг. Очерки по психологии бессознательного. М., 2010.