Ножичек и ведерко

Площадь Трех вокзалов напоминала в последний день года сонный улей. Копошение народа как будто не имело никакого смысла, однако все куда-то двигались, что-то делали, ругались и предвкушали. Предвкушали подарки, визиты, салют и чудеса. Шофер троллейбуса Никодим Волшебников тужил над дырявой канистрой, из которой вытек весь бензин. Зима, конечно, зимою, но мороза не было - бензин не замерзал. А он так надеялся: Новый год все-таки, декабрь, должны быть морозы. А значит, и бензин должен замерзать. А замерзший хоть как-то можно собрать в ведерко (детское, только вчера на площадке у четырехлетнего карапуза на ножичек выменял). Ну а потом, оттаявший, залить в бензобак троллейбуса. Мороз все не ударял.

Вообще в этот вечер не всем было весело.

Баба-яга Пелагея Львовна, например, плакала. Навзрыд. Горючими слезами. Ей становилось все хуже и хуже - день ото дня. Мучили ее два обстоятельства. Она потеряла аппетит: ей разонравилось поедать маленьких мальчиков и девочек. Толстых, розовых, непослушных. В последние время ей почему-то хотелось конфет, йогуртов и лимонада. И второе. Она стала жалеть бездомных котят. Дурной знак, думала баба-яга. Все беды ведь начинаются с малого. Сначала котят жалеешь, потом взрослых кошек перестанешь мучить. А там и до собак недалеко. И даже - страшно подумать - до людей!

Была, правда, у нее одна задумка. Последняя надежда. Виталий Табуретович Трешкин. Пират, кощей, угрюмый философ. Маг и волшебник. Злой колдун в лучшем смысле этого слова. Только он мог лечить сказочные болезни. А то, что Пелагея Львовна больна, видно было и невооруженным глазом.

Собрала она свои вещи-манатки, да и пошла в Москву-матушку (жила баба-яга в Митине, в депутатском доме). Пешком пошла, потому что метлу оставила в залог в казино "Веселый покойник", где, как всегда, проигралась в пух и прах в крестики-нолики. Было, к счастью, не холодно, да и шаг у бабы-яги был скорый, хотя ступа, конечно, мешала. Но не оставлять же имущество дома. Вот и волокла баба-яга ступу на себе (без метлы, как известно, ступа взлететь не может).

Через четыре с половиной часа показались огни Южного Бутова, где и проживал Виталий Трешкин. Дом, разумеется, был с кодовым замком, но Пелагея глотку-то имела луженую.

- Виталик! - закричала она. - Открывай. Пришла беда - отворяй ворота.

Дверь открылась, пешочком на 17-й этаж, и - кто знает? - может, и поможет ее горю кощей и пират Трешкин.

А у Трешкина было свое горе. Он ножичек потерял. Тот самый, который у шофера Волшебникова на волшебное ведерко выменял. Он тогда в виде четырехлетнего карапуза решил очередную кознь людям устроить. И увидел веселого автомобилиста. Ну и подсунул ему ведерко заговоренное. В него, в ведерко-то это, какую-нибудь полезную вещь положишь, а она в лимонад превращается. Поменялись они с Волшебниковым, причем пират специально спросил: любите ли вы, дескать, лимонад? А Волшебников и ответил: не люблю. Почему так сказал - неизвестно. Пошутил, наверное. А лимонад он любил, разумеется, как все шоферы троллейбусов. Вот и хорошо, зло подумал кощей Трешкин. Нальешь ты в свое ведро, скажем, грязной воды из лужи или того же бензину, а они ненавистным лимонадом обернутся. То-то тебе, Волшебникову, горе, а мне, кудрявому Трешкину, радость. Злой он был, Виталий-то Табуретович.

А тут как раз и баба-яга в дверь колотит. Открыл он ей, обнялись они, плачут, о делах своих скорбных калякают.

- Как быть, Табуретович, кошек я жалеть начала, маленьких. А там ведь и взрослые кошки пойдут, а потом и собаки, а за ними - страшно подумать - люди.

При этих словах обоих злодеев передернуло. От отвращения. Не любили они людей, особенно, конечно, хороших. А вот каких-нибудь злодеев, пиратов там всяких - ничего, терпели.

Сидят они рядом, по телевизору "Иронию судьбы" смотрят, и Трешкин бабе-яге говорит:

- Влипла ты, старая! Навсегда и без вариантов. У меня те же проблемы. Помнишь сказку Андерсена про Снежную королеву? Так вот, со мной то же самое вчера получилось. Только не Снежная королева, душечка-лапочка, меня поцеловала, а Дед Мороз. Сволочуга! Веселый, добрый сволочуга. Принял меня за маленького мальчика (я как раз тогда одного автомобилиста облапошивал), ну и поцеловал. Вот и добреть я стал. На глазах. Теперь даже ножичек ищу, который у шофера-то выменял. Память все-таки. Да и шофера жалко.

- Это который у Трех вокзалов лимонад из ведра пьет и всех прохожих угощает? Веселый такой, а рядом с ним и троллейбус его - весь в новогодних украшениях.

- Наверное, он. Как я рад-то, что у него теперь все хорошо. Давай, что ли, Пелагеюшка наколдуем, чтобы нашел он бензин - до дому доехать.

- А получится? Мы же злые волшебники, хоть и подобрели.

- Получится. Если ножик найдем.

А дело-то было под Новый год, напоминаю. А под Новый год чудеса происходят. Вот и нашли Пелагея с Трешкиным ножичек. Да и наколдовали доброе дело.

И ведь удачно. Первый же проезжавший мимо Волшебникова троллейбус остановился, шофер вышел из него, ну и, разумеется, отлил бензину. Вот и доехал Никодим до дома. И к Новому году успел, да и лимонаду полведра осталось.

А Трешкин с Пелагеей добрыми волшебниками стали. Такие вот чудеса происходят под Новый год.