Не ставя диагноз

Ирина Руднева. Московский фарс. - М.: Центрполиграф, 2005, 300 с.

С женщинами вечные проблемы. Хорошо было, скажем, в XVIII веке. Кроме сановной Фелицы, кажется, более никто не засветился на поприще литературном. А в XIX началось. Во всем виновата, конечно, Аврора Дюдеван. Экстравагантная женщина-вамп, пожирательница мужчин и великолепная романистка. После нее как-то неудобно стало делить литературу по половому признаку. Первый почувствовавший неладное Лесков вывел в романе "Некуда" даже некий гибрид женщины-писательницы под именем "углекислая фея". Но было уже поздно. Что все это значит? Это значит в первую очередь то, что женская проза стала такой же обыденной реальностью, как водопровод и интернет.

Впрочем, единственный жанр, от которого прекрасная половина человечества долгое время была отлучена, по крайней мере в Советском Союзе, это развлекательный жанр, жанр мелодрамы, сентиментального, любовного романа. Видимо, по причине легкомысленности женской породы.

В перестройку женщина, порвавшая сковывающие ее 70 лет цепи гендерного рабства, засучив рукава, принялась окучивать "легкий жанр". И очень быстро стала единоличной Клеопатрой империи сентиментального жанра. Матриархат здесь столь очевиден и вопиющ, что недалек тот день, когда мужчину, пописывающего в жанре мелодрамы, можно будет заносить в Красную книгу или даже навсегда вычеркнуть из оной как вид, исчезнувший с лица земли и не подлежащий восстановлению.

С обложек глянцевых гламурных изданий на нас устремлен изучающий взгляд существ высшего порядка. Взгляд этот, разумеется, женский. Сузившийся зрачок микроскопа, изучающий нравы туфелек и инфузорий, слабохарактерных существ, биологический вид, по ошибке некогда названный сильным полом.

Скажем сразу, роман Ирины Рудневой не отвечает на все злободневные вопросы взаимоотношений мужчины и женщины, а скорее корректно и мягко, словно психоаналитик перед пациентом, формулирует их. Прежде чем обратиться к тексту, выслушаем мнения специалистов. Критик Инна Ростовцева: "Я думаю, что проза Рудневой (это можно отнести и к прежним вещам, и к новым) - это традиционная русская реалистическая проза, где автор занят прежде всего характерами и героями, но тем не менее не теряет своего собственного управления над героями. Мне представляется отличительным признаком Рудневой то, что она показывает героев в кризисные моменты жизни, очень сложные моменты, когда люди переживают крушение, лишаются своих иллюзий, надежд. Но всегда в ее повестях проблема бывает разрешима". Критик Лев Аннинский: "То, что писательница, о которой сказано, что это женская проза, так обостренно чувствует эту сторону (сентиментальную. - И.М.) жизни, я думаю, может, и делает ее в глазах чистых критиков женским прозаиком, но я не чистый критик, меня мало интересуют тексты на выходе. Я советов не даю и не сужу. Меня интересуют тексты на входе. И на входе мы все живем вот в той реальности, которую она почувствовала и изобразила. Это реальность трагическая, это реальность смертельно опасная, слава богу, что она нам о ней просигналила".

О чем же "просигналила" нам Ирина Руднева? В первую очередь о том, что о нашем злом времени можно писать без надрыва, истерики, завываний, не окунаясь в мрачные глубины грязных политтехнологий, без политики и олигархов. Во вторую очередь о том, что простые слова, не обремененные постмодернистским мусором, метафизической экспрессией и авторским мессианством, доходят до сознания рядового читателя гораздо быстрее. И лучше усваиваются.

Героиня романа - взбалмошный отпрыск удачливых родителей, обучающаяся в туманном Альбионе, впервые увидевшая русского мужчину на рандеву на испанской вилле возле Средиземного моря.

Герои Рудневой ввязываются в сложный клубок психологических и любовных взаимоотношений, а она, не спеша смакуя подробности, идет за ними вслед, никого не клеймит, не ставит диагноза, а просто позволяет повествователю, от лица которого ведется неторопливое изложение событий, словно пациенту, выговориться. И в этом, видимо, главный эффект ее прозы. Я бы даже назвал его - психотерапевтический эффект.

Каждый слышит, как он пишет. Ирина Руднева прислушивается к шуму времени, шуму житейских волн, омывающих испанский берег. Два персонажа ее романа, два брата, Игорь и Сергей, влюбляются в Лолиту, пардон, в Даняшу. Она не знает, что будет дальше. Дальше ее герои действуют сами в предлагаемых ею обстоятельствах. Так мать смотрит на своих расшалившихся детей. И заранее прощает им все, что бы с ними ни произошло. Потому что писать - значит любить. Ну, или по крайней мере не питать ненависти к своим героям, как это водится в отечественной прозе с легкой руки истеричных мужчин.

Вечная бабья душа мужчины уязвлена в самое "не могу". И это понятно: с мужчинами вечные проблемы. У женщин никаких проблем нет. По крайней мере у писателя Ирины Рудневой, которая готовит к выходу в свет следующий свой роман "Двое из Ларкина".