Добрый следователь

– М.: Три квадрата, 2012. – 154 с.

Не зря в названии книги-альбома искусствоведа Веры Чайковской (кстати, см. ее статью о творчестве художницы Алисы Порет на этой же странице сегодняшнего номера «НГ-EL») слиты русская и еврейская национальности и культура. На протяжении многих лет наблюдая и изучая евреев в русском искусстве, автор с помощью пристального анализа пыталась выделить их характерные черты. Скорее всего когда эта «еврейская» линия искусствоведения только начиналась, автор еще не думал о каком бы то ни было художественном критическом издании, книге, объединенной единой темой. То есть, по сути, мы видим перед собой не прицельно написанную книгу, а сборник статей об ассимилировавшихся в русской среде еврейских художниках, среди которых такие крупные мастера, как Валентин Серов, Давид Штеренберг, Роберт Фальк, Александр Тышлер.

Скорее всего незадолго до издания книги это лоскутное одеяло, этот цимес был как нитками или пряным соусом соединен вступительной статьей, в которой Вера Чайковская анализирует эстетику художников, опираясь на довольно интересную культурно-психологическую типологию. Нет, это не популярная теория аполлонического и дионисийского начала в искусстве. Это предложенное Генрихом Гейне разделение на два человеческих типа – «эллина» и «назареяна», где последние – это люди с аскетическими, спиритуалистическими задатками, а первые – жизнерадостные, гордящиеся способностью к прогрессу реалисты. И, кстати говоря, приятно видеть, что автор здесь, не расставляя чересчур жестких акцентов, признается в условности и приблизительности высказываемых концепций.

Однако как опытный искусствовед Вера Чайковская замечает общую тенденцию: творчество и натуры русских художников часто более суровы и строги (Саврасов, Филонов, Петров-Водкин), в то время как работы Левитана, Шагала, Тышлера и Фалька отличаются сочностью, легкостью, жизнерадостностью, чувственностью и природным эротизмом. Сравнить хотя бы девственные, почти пуританские весенние пейзажи Саврасова с яркими, любвеобильными, фантасмагоричными полотнами гения из Витебска или даже с произведениями Фалька, где даже такая «неодушевленная» картина, как натюрморт «Книги», пронизана задорной, хулиганской экспрессией.

Вообще, если не привязываться к концепциям – а это и не получится, иначе текст получается сухим, выхолощенным и ходульным, – Чайковская пишет о еврейских художниках с большим вкусом и любовью. А еще очень важно, что она видит их творчество в контексте общемировой культуры, устраивая своеобразную «игру в бисер», ассоциативную перекличку настроений и тем с поэтами (в основном Серебряного века, поскольку охваченный период – первая половина XX века), писателями, философами и критиками. Здесь на равных правах с художниками действуют, скажем, Цветаева и Мандельштам, протопоп Аввакум и кинорежиссер Андрей Тарковский.

Трудно не отметить и то, что книгу украшают целых 84 листа цветных иллюстраций, в числе которых вещи Александра Лабаса, Меер Аксельрода, Ильи и Льва Табенкиных и многих других. В подписях  к ним, правда, взгляд то там, то сям отмечает помарки, скажем, сбои в единообразии написания имен. Однако все это кажется издательскими мелочами по сравнению с глубоким и серьезным настроем автора. Сравнивая «Девочку с персиками» Валентина Серова и его же «Портрет Иды Рубинштейн», анализируя живые натюрморты Давида Штеренберга, говоря об изящной простоте Аксельрода или «расстрельных» переживаниях Александра Тышлера, Вера Чайковская напоминает нам доброго следователя или доктора, совершающего микрохирургическую операцию над системой образов.