Последний оплот

– М.: Время, 2012. – 640 с. (Поэтическая библиотека).

Михал Влад, написано в аннотации, – поэт, пришедший к нам из 70-х своим собственным путем из точных наук. Он разрабатывал прецизионную измерительную технику, был исследователем и испытателем, создавал акустические камеры «тишины», в которых можно услышать даже биение человеческого сердца. Участвовал в поэтических литстудиях и публиковался в молодежных изданиях. Учился театральному делу в студии Романа Виктюка. Снимал кино и был режиссером львовского молодежного театра «Гаудеамус», где одной из его постановок было «Горе от ума» Грибоедова. «В тонком флере, еще покрывающем явленную и мгновение тому назад умолкшую речь, пишет об авторе Виктюк, в тайком приникшем к пространству сцены и ждущему своего завершающего набега занавесе, в ожидании, укрывшемся в тени софитов, в темноте зрительного зала – воцаряется наконец реальная суть всего увиденного, услышанного, понятого и принятого – знающая всему истинную цену, капризная и коварная Дама – Последняя пауза…

Предтеча – Аплодисментов! Бурных, с криками «Браво! Бис! Анкор, анкор!» или вежливо-сдержанных, редких аплодисментов. Или – совсем без аплодисментов. Такова цена, злат-золотник, мгновенно предъявляемый к расчету, к обмену за постижение той философии и эквивалента Творчества, того сокровенного, что предложил Поэт и Театр – Зрителю. Стоит дождаться ответа внимательного читателя суггестивной лирической поэзии Михала Влада…».

Книжка эта собиралась долго. Чуть ли не полвека. Из зернышек слов, подобранных им когда-то по пути. Из коротких рассказов его отца, учителя истории, отвоевавшего десантником всю ту большую, отгремевшую войну. Когда листаешь эту книгу, становится понятным, что его вербальным поэтическим началом стали броские, как декларации, артачившиеся и несогласные зонги в студенческом театре «Гаудеамус» Львовского политеха. Звонкие птички, с ходу влетавшие в поэтические вернисажи и спектакли, в том числе и в спектакль «В открытом море» Славомира Мрожека. Человека, который одним из первых подписал жарким летом далекого 1968 года знаменитые «2000 слов». Рядом тогда жили и заставляли слушать себя незабываемые стихи поэтов фронтовой смены и здравствовавших, и ушедших с пламенем и дымом лихолетья. Это были стихи Константина Симонова, Александра Твардовского, Давида Самойлова, Александра Межирова, Семена Гудзенко, Ильи Сельвинского, Николая Майорова, Эдуарда и Всеволода Багрицких, Павла Когана и Михаила Кульчицкого, Елены Ширман и Ольги Берггольц. «Мы были высоки, русоволосы./ Вы в книгах прочитаете, как миф/ О людях, что ушли недолюбив,/ Недокурив последней папиросы…» – какие это были простые и какие действительно вещие слова Николая Майорова! А после окончания политеха, когда появилась возможность часто бывать в командировках в Москве и Ленинграде, главными и указующими векторами для Михала Влада стали выросшая из стихов Андрея Вознесенского и Владимира Высоцкого любимовская «Таганка» и никогда не забывавший поэзию товстоноговский БДТ. Валерий Золотухин даже как-то по случаю посодействовал Михалу, так удачно подвернувшемуся ему под руку, увидеть свою мастерскую актерскую работу в поэтическом спектакле «Товарищ, верь!» по произведениям Пушкина. Это соприкосновение с воистину ожившим, гениальным словом пиита, видно, окончательно и привило ему тот неизлечимый вирус поэзии. Такой неуемной и магической субстанции нашей души.

Евгений Евтушенко тоже однажды провел Михала на «Таганку». И опять – счастливый случай. Вместе со ставшей теперь легендой театра и кино Инной Чуриковой он совершенно неожиданно попал тогда на премьеру автора – «Под кожей статуи свободы» по его американскому циклу стихов. На этой же премьере досужие к эпатажу и легкие на подъем таганские братцы-актеры браво исполнили маршевую, боевую песню:  «…Надену автомат и каску, в защитную покрашенную краску», удачно дополнившую евтушенковскую поэтическую ретроспективу. А после этого вдруг лихо подняли над собой на руках ее автора, смущенного Булата Окуджаву, также присутствовавшего на спектакле, и при полностью включенном свете весело пронесли его между зрительскими рядами. Потом эта процедура с тем же успехом повторилась и с самим, улыбавшимся вовсю Евгением Александровичем.

Было такое время. И были вот такие случаи. Михал Влад и в своем театре тоже убедил всех в необходимости постановки поэтической комедии. И поставил там позже грибоедовскую комедию  «Горе от ума». Но вот с реальным изданием настоящей книги в те времена было туговато. Необходимы были как минимум членство в статусных союзах и довольно крепкие ковалентные связи. Так эта книга у Михала Влада и образовалась – из стола. Собрала наконец под своей обложкой, как свой последний оплот, более пяти сотен ранних и поздних его избранных стихотворений. Он их в шутку называет музыкально – опусами. И еще, как бонус, добавились туда им около 50 микроскопических историй. Эти почти японские, восточные, миниатюрки он называет по-польски – фрашки. Вот такая это книга.