0
5619
Газета Интернет-версия

25.07.2013 00:01:00

Ямбы мятежного любослова

Тэги: герман, стихи, эстис, примечания


герман, стихи, эстис, примечания Первая страница рукописи Готфрида Германа с изображением Афины.

Сегодня «НГ-EL» впервые на русском языке и в полном объеме публикует стихотворный цикл великого немецкого филолога XIX века Готфрида Германа «Ямбы и эпиграммы неизвестного эллина» (1812 год). Вступительная статья, примечания, комментарии и перевод литератора Александра Эстиса.

Александр Эстис Женева
Существует такая форма литературной мистификации, которая лишь своим обликом, своей поверхностью подражает древности, дабы в глубине открыть взору читателя идеи крайне злободневные. Именно в случае политической критики и инвективы мистификация может стать идеальным литературным приемом – не только для отвода глаз цензуры, но и для того, чтоб придать политической идее обличие более благородное (нежели у агитационной публицистики), чтоб сопоставить сегодняшние общественные условия с исторической парадигмой, чтоб возвысить политическую мысль до уровня абстрактной рефлексии.
На такую мистификацию я наткнулся в одной из зеленых коробок, которыми уставлен архив университетской библиотеки города Лейпцига и в которых хранится наследие нескольких сотен ученых и писателей. Занимаясь поэтами-филологами XIX века, я заинтересовался трудами одного из величайших классических филологов своего времени – Готфрида Германа. 
Иоганн Готфрид Якоб Герман (1) – так звучит его полное имя – родился в Лейпциге в 1772 году. Готфрид был нерасположенным к учению крайне резвым ребенком и очень хотел стать солдатом, но талантливый домашний учитель (2)  сумел развить в нем особую тягу к наукам (и в особенности к изучению античной литературы), так что уже в 14-летнем возрасте Герман поступил в Лейпцигский университет. Здесь он по желанию отца сперва изучал юриспруденцию, но скоро, следуя собственному влечению, стал все больше предаваться филологическим и философским изысканиям. К концу 21 года жизни он уже приват-доцент, девять лет спустя – профессор элоквенции (а позже и поэзии) в Лейпциге. Скончался Герман в 1848-м – году Мартовской революции, о которой успел отозваться так: «Пусть буря всегда сносит некоторые избы – их выстроят вновь, – но после нее чище воздух».
Герман был не только одним из самых влиятельных и уважаемых ученых своего времени, но и весьма одаренным преподавателем. Согласно его кредо – «речь истины проста» (3), отличительной чертой его лекций была отточенная риторика без излишеств, ясность изложения и прямота метода. Герман всегда старался заронить зерно критического мышления в умы учеников и развить в них способность к самостоятельному суждению, что привело к идее основать  «Греческое сообщество», в котором под его руководством обсуждались проблемы филологии. Среди учеников Германа были в будущем столь известные ученые, как историк Леопольд Ранке, реформировавший методы историографии, германист Мориц Гаупт (которому Герман приходился тестем) и классический филолог Вильгельм Ричль (в свою очередь, преподаватель Отто Риббека и Фридриха Ницше – в 1865-м Ницше последовал за Ричлем, когда тот вследствие «Боннской распри филологов» перешел из Боннского университета в Лейпцигский).
По словам современников, Герман также отличался высокой любовью к свободе и правде, нравственностью, рационально-скептическим образом мышления, не позволявшим ему ни как ученому, ни как человеку слепо доверять авторитетам (4); напротив, любое наблюдение он силился исследовать самостоятельно.
Именно это качество придает трудам Германа особые черты и особую ценность. Многие из них посвящены метрике; идею ритма он развивает, основываясь на кантовском учении о категориях (с философией Канта Герман познакомился в университете города Йены, где именно с этой целью учился в течение семестра). Его работы по античной метрике были настолько блистательны, что Гёте, гостивший в Лейпциге в 1800 году, пригласил его составить немецкую метрику – от чего Герман, увы, отказался; метрику немецкого языка, полагал Герман, надлежало создать самому Гёте (5).  Как поборник «филологии слова» (6), критическо-грамматической школы филологии, Герман потратил много усилий на изучение древнегреческой (в меньшей степени – латинской) грамматики и совершенствование методов ее описания, чем повлиял на развитие языкознания не только классических языков, но и немецкого. Критика и текстология представляли для него равный интерес как дополняющие друг друга дисциплины; он выпускал академические издания и толкования трудов Гомера, Гесиода, Сапфо, Пиндара, Аристотеля, Аристофана, Софокла, Еврипида и многих других; над изданием Эсхила Герман корпел на протяжении полувека, так и не окончив (подготовленное Морицем Гауптом, напечатано оно было посмертно). И наконец – он сочинял оды и эпиграммы на древнегреческом, латыни и немецком (7).
Для того чтобы постичь историческое измерение мистификации Готфрида Германа, необходимо обратиться к событиям начала XIX века. В 1801 году ратные успехи французов подвигли Австрию на заключение Люневильского мира с Францией, окончившего войну Второй коалиции; этот мир был действителен для всей Священной Римской империи германской нации (союз германских государств), которая таким образом признавала господство Франции над Гельветической и Батавской республиками (то есть Швейцарией и Голландией), равно как и переход регионов левобережного Рейна во владение Франции. После подписания договора из европейских сил, способных противодействовать Франции, остались лишь Великобритания и Россия. Усмирив Австрию, Наполеон мог приступить к воплощению своих насильственно-политических целей – расширению собственного влияния за счет преобразования структур европейских государств.
Утвержденные имперской депутацией 1803 года реформы – медиатизация (8) и секуляризация немецких государств под руководством французского министра Талейрана – повлекли за собой безвозвратный распад прежнего политического строя Священной Римской империи и серьезные территориальные, демографические и стратегические потери, в то время как союзники Франции вроде Бадена, Баварии и Вюртемберга выиграли новые территории. В 1806 году под протекторатом Наполеона был основан Рейнский союз, в который вошло более 20 небольших юго-западных государств; гарантируя Французской империи военную поддержку, они вышли из состава Священной Римской империи и в глазах Пруссии и других государств сделались вассалами французского императора. И действительно – заключенный якобы для взаимной поддержки союз, как и проведенные под предлогом либерализации реформы, в первую очередь послужили Наполеону для того, чтобы пополнить казну, увеличить армию и укрепить свои позиции на германской территории посредством создания государств-сателлитов.
Рейнский союз привел к окончательному распаду Священной Римской империи, и без того разобщенной реформами и ослабленной прежде всего поражением в битве под Аустерлицем (1805-й, война Третьей коалиции; здесь баварские, баденские и вюртембергские войска воевали уже на стороне Наполеона); в 1806 году Франц II отрекся от престола Священной Римской империи, на чем и прекратилось ее существование.
Королевство Саксония (в которой располагался Лейпциг) вплоть до 1806 года  поддерживало  Пруссию в ее сопротивлении попыткам Наполеона проникнуть дальше на восток. После того, как прусско-саксонские войска потерпели поражение в битве при Йене и Ауерштете (1806-й, война Четвертой коалиции), Саксония попала под французскую оккупацию. Наполеон экономически эксплуатировал Саксонию, обязав ее к уплате 25 млн. франков контрибуции (значительная сумма для небольшого государства) и бесплатному обеспечению подвластных французам гарнизонов. Лишенная свободы действий Саксония была вынуждена вступить в Рейнский союз и предоставить для наступательных войск Наполеона контингент в 20 тыс. солдат. Одновременно Наполеон объявил курфюршество Саксонию королевством и возвел саксонского курфюрста Фридриха Августа III на королевский престол, что подкрепило его готовность подчиниться наполеоновскому диктату; под именем короля саксонского Фридриха Августа I он оставался на троне до 1813 года.
Мистификация Германа была создана в те дни, когда возмущение против наполеоновской власти уже не было уделом националистических сил, но еще не перешло в общественное негодование, которое стало идеологическим фундаментом многочисленных восстаний и, в итоге, самой Освободительной войны в Германии. Наполеоновская власть все более рассеивала надежды, на нее возлагаемые, и пронаполеоновская пропаганда, вначале равносильная антинаполеоновской, становилась все слабее. Гибель многих тысяч германских солдат, мобилизованных Наполеоном для Российской кампании 1812 года, подавление национальных интересов, цензура и другие последствия наполеоновского деспотизма возбудили чувство немецкой общности и стремление к мятежу против Наполеона и подчиняющихся ему правителей. Литераторы и ученые, воодушевленные идеей национального единения, поносили французскую тиранию в стихах, агитационных речах и трактатах. Против чужевластия все более открыто выступали такие поэты, как Йозеф фон Эйхендорф, Эрнст Мориц Арндт, Теодор Кёрнер и Фридрих Рюккерт. Но если даже в Пруссии под влиянием Наполеона в 1809 году был расторгнут патриотический союз «Тугендбунд», то насколько сложнее было обойти цензуру в Саксонии,  которая фактически оставалась на стороне Наполеона (9)…
И поэт-филолог Герман сделал то, что для него было, наверное, самым естественным. Он «нашел» рукопись сочинений древнегреческого поэта и под названием «Ямбы и эпиграммы неизвестного эллина» (Jamben und Epigrammata eynes unbekannten Hellenen) издал в филологическом ежемесячнике «перевод» стихотворений, направленных против тирании и угнетения, осуждающих безнравственность и продажность, призывающих к свободолюбию и мятежу. Конечно, любой филологически сведущий читатель должен был сразу же понять, что ни о какой древнегреческой рукописи не может быть и речи; взору читателя представала не научная публикация, а литературный вымысел – это было очевидно уже по тому, что «Ямбы и эпиграммы» печатались без комментариев и с подозрительно скудным введением, в котором лишь коротко говорилось о новонайденной рукописи и о том, что ни автора, ни точное время возникновения стихов установить нельзя. Более того, стихотворения являлись якобы переводом на немецкий, что не могло не вызвать у студентов и коллег недоумения – почему Герман не опубликовал греческий оригинал? Впрочем, даже зная о мистификации, можно задаться вопросом, почему Герман, свободно сочинявший метрические стихи равно на греческом и на латыни, не написал свои «Ямбы и эпиграммы» на языке мнимого оригинала, усложнив лексику, что стало бы дополнительной защитой от цензуры. Так зачем же немецкий? Ответ очевиден: идею национального противостояния нужно было высказать не иначе как на языке, объединяющем нацию (10). Ведь именно язык и культурное достояние являлись связующей нитью германских государств, после распада Священной Римской империи полностью разрозненных.
Итак, перед нами «открытая мистификация», которую допустили к печати либо потому, что сугубо научные журналы подвергались только выборочным проверкам, либо просто по глупости цензоров (11). Возможно, и это измышление сыграло скромную роль в возбуждении мятежного духа, положившего конец самодержавию.

Готфрид Герман

Ямбы и эпиграммы неизвестного эллина 

I. Эпиграммы
1. 
Путник, великою скорбью исполни и мысли, 
и сердце,
Неизъяснимым словам внемля о нашей судьбе:
Оры, порядколюбивые девы, лежим  пред тобою,
Были бессмертными мы –  но погубил нас тиран.
2.
Этот клинок не окрашен  доселе  темною 
кровью:
Страшного часа он ждет; ждет он бесстрашной 
руки.
3.
Вечный закон, на земле неизменный, Судьба 
учредила:
То, что имел, потеряв, нечто иное найдешь.
Ныне, расчетливо правилу следуя, многие люди
Разом утратив весь стыд, деньги 
находят тотчас.
4.
Клеется он, как пиявка, и кровь выпивает
из жертвы;
Клеется он, как полип, вечно  к чужому добру.
5.
Судьями став, им виновных  судить никак 
невозможно – 
Где такой видан судья, сам чтоб себя осудил?
6.
Десять дюжин мужей посреди  безотрадного 
моря
Гибнут. Ты же молчишь; ждешь и бездействуешь 
ты,
В банях лелея, от битв  отдаленных, холеное 
тело:
Тонет пусть наша ладья –  лишь бы ты сам
не глотнул
Лишней воды, свои члены  в беспечном покое 
купая;
Тонут пусть наши мужи – лишь бы гордыню 
сберечь.
Злую вину утаив, говоришь ты: «Она утонула».  
Да, утонула она: сам ты ее потопил!
7.
Волны сомкнул Посидаон,  бог синекудрый, 
над ними;
Глубь поглотила их всех, всех поглотил их Аид.
8.
Феб Аполлон светлоликий, разящий метко 
из лука,
Чем прогневили тебя люди, что ты им послал
Неизлечимую  язву, заразу отвратную, злую,
Душегубительный мор: гадкою полнит он дух
Гордостью; взгляд пеленой он туманит 
и гнусную Ату
В разум вселяет, изгнав  здравый рассудок и ум. 
9.
..............................................................................
Шаг свой куда ни направь – всюду за нами 
следит, 
Бдящий и ночью, и днем, как всевидящий, 
тысячеглазый 
Аргус....................................................................
..............................................................................
Все мы – уже ль до конца будем молчанье 
хранить?
10.
Может, себя возомнил он  верховным владыкой, 
Зевесом –
Кроном его назову, чадо  сглотнувшим свое.

II. Ямбы
11.
Я не из тех, что вечно услаждают их
Своей хвалой и лирных струн звучанием,
Позорным велеречием. Вот честь моя:
Бесчестных словом метким я преследую.
12.
Полна земля мужами ныне славными:
В домах своих устраивают празднества;
Пусть за дверьми хоть горе всенародное,
Пусть их соседа псы сгрызут до косточки,
Пусть дом невесты обкрадут грабители,
Все встретят только злобною ухмылкою.
13.
Все врут, что чужеземцы  иберийские,
Стекаясь к нам с брегов суровых Фасиса,
Расстроили нам всем благополучие – 
Все врут! Испортили мы сами все.
14.
Пусть речь его груба и неотесана,
Пусть экзомида вся на нем изорвана
И пахнет потом от труда вседневного – 
Будь так! Коль честен труд, коль речь чиста его,
Милей он мужа мне, в душе корыстного,
Пусть даже слогом он подобен Кораксу,
Пусть носит пурпур он и пахнет амброй весь.
15.
Плутов корыстных, казнокрадных хитрецов,
Творящих козни грязные и каверзы,
Мы не караем – право, милосердны мы;
Казним мы старцев за слова правдивые
И мудрецов – как, право, справедливы мы!
16.
Жрецы лжедушные, наветные ханжи,
На всех клевещут, указуя жезлами:
На то дает им право не высокий нрав,
А опыт многий собственной растленности.
17.
Ни злых, ни добрых нет – одни забавники,
Им лишь бы пировать да слушать пение,
Да хохотать над всем вокруг без удержу:
Две книги Евлениппа еле одолев, 
Тщеславятся ученостью и учат всех,
Как все смешно вокруг без исключения.
18.
Кто неусыпно ворочал папирусы,
Всех позабыв, учил науку трудную,
Того не чтим, внемля глаголу праздному,
Витийству слух вверяя дерзоустому
Людей бездумных вовсе и псообразных.

III. Холиямбы
19.
Сказала ты, чтоб я не приходил больше,
И что не станешь ты со мной делить ложе,
Сказала: славно, говорят, твое имя,
Но в кошельке твоем, увы, деньжат мало.
Не стану я за эту воздавать низость
Тебе, как паросский ругальщик, злом мощным,
Но даже помогу найти дружка мигом:
Пусть о тебе узнает каждый в Элладе,
Будь он стагирцем, будь он жителем Феста,
Что стоишь, Эрифила, ты монет много.
20.
Решил ты править свыше всякого срока?
Иль, может, ты и жить решил, как бог, вечно,
Да юным пребывать и не стареть вовсе,
Искусством ложным приманив к себе Гебу?
Тогда напомню я, что все равно с Мойрой,
Несущей смерть, глухой ко всем мольбам
смертных,
Сводить тебе придется наконец счеты.
21.
А ты-то, уподобившись скотам подлым,
Не извалялся ли со свиньями в грязи?
22.
Не знают люди, как себя вести верно: 
Поступишь верно – верно навлечешь гибель
И на себя, и на своих друзей верных.
23.
Не смог такой порядок бы сам Зевс грозный
Создать, чтоб, на горы вершину  поднявшись,
В дыре глубокой очутился вдруг странник;
Иль чтоб в бездонную низринувшись пропасть,
Вдруг оказался на Парнасских вершинах,
Не смог такого бы создать сам Кронион,
А ты такой порядок утвердить взялся.
24.
В горах овеянной туманом Колхиды,
Богатой глубоко в земле добром всяким,
Исенодор, зловещим предаешь Керам
Без счета – воинов ли? Нет, юношей нежных,
Неопытных, чьи щеки пух едва тронул,
Чья рать законная – Кипридово ложе.
Но не тебе, Исенодор, считать мертвых,
Ты, знай, считаешь в сундуках своих драхмы.
25.
Не раньше соглашусь смягчить свою злобу,
Вражду забыть и жажду примирить мщенья,
Чем выпью все до дна Летейские воды.
26.
Ведь говорили нам еще отцы наши,
Что ничего нет справедливости выше;
Познали истину, однако, мы лучше:
Коль он высок достаточно – барыш выше.
27.
Как Кривоногий пусть мои хромы ямбы,
Низвергнутый самим Кронидом на Лемнос –
Острит он, пламя раздувая, медь в горне,
И в длань ее влагает юношам  дерзким;
Так ямбы распаляют им  в груди пламень,
Влагая в думы остромыслия стрелы. 

Александр Эстис благодарит историка Кристиана Остхольда за помощь в подготовке материала.

Примечания к вступительной статье:
1. Легко спутать Готфрида Германа с Мартином Готфридом Германом, тоже классическим филологом, с 1805 года читавшим лекции в Казанском университете, где его звали Мартыном Ивановичем. Не зная русского языка, Мартин Готфрид Герман читал лекции на латыни (как принято было в Европе), однако казанские студенты оказались чрезвычайно посредственными знатоками латыни, из-за чего немецкий лектор безуспешно пытался изменить систему обучения.
2. Учителем Германа был Карл Давид Ильген, филолог и будущий ректор знаменитой Земельной школы «Пфорта» в Саксонии-Анхальт («Пфорту» окончили такие великие личности как Фридрих Готлиб Клопшток, Фридрих Ницше, Иоганн Готлиб Фихте и Август Фердинанд Мёбиус). Позже самому Герману предложат должность ректора «Пфорты», от которой он, правда, откажется. С Ильгеном Германа всю жизнь связывала дружба.
3. Еврипид, «Финикиянки», 469. В переводе Иннокентия Анненского:
                 У истины всегда простые речи,
                 Она бежит прикрас и пестроты,
                 И внешние не нужны ей опоры,
                А кривды речь недуг в себе таит,
                 И хитрое потребно ей лекарство.
4. Следующий эпизод из студенческих лет Германа наглядно показывает его критический образ мыслей и правдолюбивое усердие. Слушая лекции одного не слишком строго мыслящего профессора, Герман настолько ревностно исписывал листы, что польщенный педагог обратил внимание на усердие и без того знакомого ему студента и заговорил с ним о его конспектах; однако выяснилось, что Герман записывал вовсе не слова лектора, а их опровержение.
5. После этой встречи Гёте, высоко ценивший Германа, долгие годы с ним переписывался.
6. «Филология слова» (Wortphilologie), критически-грамматическая школа — филологический метод, основывающийся исключительно на словесном анализе, в отличие от «филологии вещей» (Sachphilologie), привлекающей к анализу текстов ряд подсобных и соседних научных дисциплин. Важнейшим представителем «филологии вещей» — и, стало быть, оппонентом Германа — являлся Август Бёк. В отличие, например, от «Боннской распри филологов», полемика между Бёком и Германом носила сугубо научный характер и основывалась на взаимном уважении.
7. В том числе и такие курьезные произведения, как юмористическое стихотворное описание поездки в Карловы Вары, которое Герман совершил в 1826 году — верхом на лошади (Герман был любителем верховой езды), рядом с каретой, в которой ехали жена и дочь.
8. Медиатизация — политический акт, по которому мелкие княжества, ранее напрямую подчиненные императору, переходят в подданство других правителей, тоже подчиненных императору, что служило фактическому устранению их независимости и расширению в основном тех крупных германских государств, которые были вынуждены передать часть своих территорий во владение Франции. Таким образом, Наполеон одновременно удовлетворил ущемленные интересы крупных правителей и увеличил сферу влияния лояльных государств- сателлитов.
9. Фридрих Август не перестал поддерживать Наполеона и тогда, когда Саксонию потрясли первые схватки Освободительной войны; западные регионы Верхней Лужицы и округ Лейпцига были настолько разорены, что голод и эпидемии охватили народ. Но в последний момент, на третий день решающей Битвы народов под Лейпцигом (1813 год, война Шестой коалиции) случилось то, чего не предвидели ни Наполеон, ни Фридрих Август: саксонские войска перебежали на сторону армии союзников (Австрии, Пруссии, России, Швеции). В Битве народов Наполеон потерпел поражение, которое, как известно, в будущем привело к его окончательному падению.
10. Впрочем, в своей метрике Герман утверждал, что, коли немецкие поэты будут соблюдать просодические особенности своего языка, они смогут достичь ритмического совершенства не меньшего, чем поэты Греции.
11. Несколько позже Гейне называл органы цензуры, с которыми находился в постоянной вражде, болванами. См. комментарий к 9-й эпиграмме.

Комментарии к «Ямбам и эпиграммам неизвестного эллина»

Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Правительство донастраивает налоговую систему перед реформой

Правительство донастраивает налоговую систему перед реформой

Ольга Соловьева

Бюджет оплатит закупку лекарств от разных форм гепатита

0
728
Путин собрал голоса 76 миллионов избирателей из 112 миллионов

Путин собрал голоса 76 миллионов избирателей из 112 миллионов

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Партийные кандидаты показали патриотические чувства и локальные успехи

0
716
Россияне подолгу хранят верность своим старым машинам

Россияне подолгу хранят верность своим старым машинам

Анастасия Башкатова

Автовладельцы ищут способы сэкономить на запчастях и ремонте

0
661
Гастарбайтеров можно и штрафовать, и выдворять

Гастарбайтеров можно и штрафовать, и выдворять

Екатерина Трифонова

Нелегальный мигрант попытался найти защиту у Конституционного суда РФ

0
638

Другие новости