Юлиана Бачманова
Загадка Вилли Мельникова так и не разгадана. Фото с сайта www.rzn.info
Ушел Вилли Мельников. Так и не разгадали мы его загадку. Да и зачем? Что станет тогда с потаенной Москвой? Вилли – один из ее домовых, хранитель секретных входов и выходов в Иное. Волшебник, он далеко уйти не мог – сразу над крышами, над деревьями, за двойной рамой окна, у весенней проталины и мышиной норы начинается его мир.
Афганская контузия открыла ему бездну многоязычных идиом. Нагрузила болью, сократила жизнь. Но, к счастью, он знал, что с этим делать – советский ученый и русский человек.
Генетик и лингвист, Вилли выходил на контакт со Вселенной, как Гагарин – с удивлением, уважением, детским любопытством, человеческим восторгом и страхом, один, в белом халате вирусолога, перед миллионами лет существования Всего.
Так по крайней мере, запомнились мне его художественные перформансы – объективные, как лабораторные опыты, и монументальные, как советские мозаики. Будто голос Левитана от фантастического «Информбюро» объявлял посадку в кроличьей норе. И лингвогобелены, которые он всем рисовал и раздавал, как благословения участкового терапевта. Не было в нем ни любования ужасом, ни презрения к человекам.
Как и Евгений Головин, Вилли равно избежал оккультистской массовки и фриковской клоунады. Он был и остается московским аристократом. Человеком прямого контакта. И того и другого многие не принимали всерьез. Но смерть как оклад – все и навсегда расставляет по местам.
Как и многие, я все откладывала встречи с ним – кормила себя «завтраками». Только одно интервью у меня и есть. Впечатления от съемок в фильме Ираиды Юсуповой и Александра Долгина «Амбиент».
Вот отрывки. Светлая и добрая память.
«Амбиент» – это все равно что по-латыни «профунди» или по-гречески «апокрифос» (глубина, потаенность, скрытость), которая готова реактивироваться в любой момент, когда в ней наступит потребность, когда о ней вспомнят, причем вспомнят с благими намерениями! Сходное по звучанию «анабедоллан» на языке бриттов означало примерно следующее: «встреча с неким нежданным, но с тем, что я подсознательно давно хотел». То же самое означает каталонское слово, оно же фамилия «Дали». Отчасти сюда примешалось и даосское понятие «Дао» или древнегерманское философское понятие «дауэр».
«…Фильм… представляет собой не что иное, как пестрый, многоязычный сборник идиом и фразеологизмов, которые переводятся посредством самого мистериального действа. Мистерия служит переводом – овизуаливающим и озвучивающим».
«Кажется, будто кто-то вот взял и акрилом или масляными красками всевозможных цветов, оттенков и взаимных переходов раскрасил мощную, толстую, старинную партитуру. Я волен добавлять в нее свои краски, нотные знаки, прочтения, причем знаю, что самость моих вносок и самость ее изначального авторского материала не пострадают, а составят симбиоз контрастов…»
«Когда я снимался, я чувствовал себя такой разностилевой пищевой начинкой, но не в каком-то обиженно-уничижительном смысле, а в заинтригованном! Мне было подвластно трансмутационное действие, как в алхимии: да, я могу превращать свинец в золото, но и обратно тоже! По большому счету я играл в фильме самого себя, но самого себя непознанного!..»
«Есть такой феномен в микробиологии – феномен прыгающих генов – носителей мутаций и движителей эволюции (гены перепрыгивают друг через друга в результате непредсказуемых генетических сбивок, возникают новые виды, рождаются различные мутанты…»
«То, что принято называть сакральностью, а я называю натюрвивом, не натюрмортом. Сожжение денег в фильме – настоящий натюрвив, и я был его участником. Помню, как в одном из Питерских сквотов мы с Максимом Якубсоном сжигали рукописи. У суфиев встречаются схожие ритуалы по сжиганию рукописей, которые отслужили свой срок: их запрещено выбрасывать и рвать, их надо непременно сжечь и немного подышать дымом. То есть ты вдыхаешь их мудрость, вбираешь их душу в себя – значит, тексты не горят, а просто переходят в другое состояние. А во время моей афганской эпопеи, чтобы не замерзнуть в пустыне, мы жгли пачки обесцененных афгани!»
«Сам фильм… а тем паче музыка – это вид фрактала. Этот перманентный Амбиент оставляет ощущение полета на звездолете собственной конструкции».
