Андрей Мартынов  |
| Федор Чудаков. «Чаша страданья
допита до дна!..» – Владивосток: Рубеж, 2016. – 716 с. |
Юмор начала ХХ века в общественном сознании, как правило, увязывается с поэтами и писателями, авторами журнала «Сатирикон» – Надеждой Тэффи, Сашей Черным, Аркадием Аверченко… В лучшем случае к ним прибавляются писатели столичного круга Влас Дорошевич, Александр Измайлов…
Историк отечественной литературы Александр Урманов (Благовещенск) подготовил и откомментировал собрание сочинений другого сатирика, популярного амурского журналиста Федора Чудакова (1888–1918).
Писатель не получил высшего образования из-за участия в революционном движении, но несмотря на неоднократные аресты и ссылки (что не помешало ему какое-то время работать писарем в полицейском управлении Пензы), он смог стать востребованным литератором, которого нередко называли «амурским Сашей Черным». Правда, несмотря на широкий круг поклонников и почитателей, жизнь Чудакова окончилась трагически – будучи в оппозиции царской власти, писатель не принял и большевизм (примыкал к эсерам). В 1918 году Федор Иванович с супругой и дочерью покончил с собой. «Сделал для народа все, что было в силах, и теперь, видя, что народ идет по ложному пути, ухожу от жизни. Думаю, что это честно», – писал он перед смертью брату.
Литератор оставил после себя разнообразное наследство, в значительной степени политически ангажированное. Здесь и ранняя сатира в отношении столыпинской аграрной реформы («Подвиг»), и поздняя, свидетельствующая о разочаровании в политике вообще: «Все эсеры, да эсдеки, / Да энесы, да каде…/ Где же просто человеки? Люди? Просто люди – где?»
Также Чудаков сочинял лирику, детские рассказы («Филик на даче», «Из детства Ивана Грязнова»), выступал как очеркист, был автором двух приключенческих повестей («Диана Кедровская», «Дочь шамана») и пьесы «Изгнанники. (Картины из жизни в ссылке)».
Насколько наследие Федора Чудакова соотносимо по качеству с творчеством Саши Черного? По мнению Александра Урманова, такое сравнение было абсолютно уместно, тем более что цитации и интертекстуальные связи писателей вполне соотносимы. Персонажи Чудакова постоянно апеллируют к Эсхилу и Данте, Шекспиру и Беранже, Жуковскому и Гоголю, Владимиру Соловьеву и Дмитрию Мережковскому. Упоминаются у Чудакова Саша Черный и Аркадий Аверченко…
Вместе с тем представляется, что подобное сравнение не совсем точно. Саша Черный (как, впрочем, и его коллеги по «Сатирикону» Надежда Тэффи и Аркадий Аверченко) за внешним комизмом сюжета скрывал настоящую драму, развивая отечественную традицию трагедии маленького человека. А Чудаков оставался в рамках сатиры. Он добивался комического эффекта путем проекции высокого стиля на бытовые ситуации. Сторож, который преследует «дерзкого грабителя», а точнее, похитителя грачиных яиц Ивана Грязнова, предстает у писателя в образе Немезиды, а описание грядущего наказания своими назидательными интонациями напоминает литературу начала XIX века: «Неужели боги допустят вновь поругание младенческих чресел?»
Именно избранный Чудаковым жанр и таит в себе опасность. Ведь сатирики апеллируют к сиюминутному, актуальному или просто развлекают читателя, и именно поэтому не многие из них остаются в истории литературы. Думается, издание настоящей книги покажет, прошли ли сочинения Федора Чудакова проверку временем.
Дарья Гармоненко 