Политзаложники входят в моду

Владимир Рыжков, депутат Госдумы

Это универсальная технология, применяющаяся уже давно. Просто не все дела получают такую громкую известность. Если посмотреть, скажем, на то, что происходит в регионах России, в глубинке, то там подобные случаи - сплошь и рядом. Так что исключать ничего нельзя. Тем более что мы сейчас наблюдаем экспансию силовиков. Вполне возможно, за Лебедевым последуют и другие, из других компаний. Видно, что дело сфабриковано, видно, что процесс идет с многочисленными нарушениями и суд безропотно выполняет все требования прокуратуры. Так что я не исключаю, что эта практика получит дальнейшее развитие.

Дмитрий Орешкин, группа "Меркатор"

Наши силовые структуры, действуя в рамках закона, не могут добиться нужных результатов, чему, кстати, иллюстрация - скандал в лондонском суде, касающемся Закаева, где свидетель отказался дать показания. То есть когда идет речь о законном взаимодействии с адвокатами, о рациональном отношении к подследственным гражданам, оказывается, что не хватает профессионализма, чтобы довести дело до конца и выстроить юридически безупречное обвинение. Поэтому они просто технически или, скажем, функционально вынуждены прибегать к таким средствам из советского репертуара, когда других средств у них в руках нет. А поскольку ситуация ближе к выборам будет только накаляться, то, я думаю, мы еще увидим что-то похожее. Придется перед выборами разыгрывать эту карту борьбы с олигархами, потому что другой вроде бы нет. Соответственно иных технологических приемов для борьбы с олигархами тоже не существует. Значит, будем наблюдать развитие этой технологии.

Игорь Бунин, Центр политических технологий

Я не совсем согласен с формулировкой "политический заложник". Потому что политический заложник - это в принципе человек, которого схватили на улице, он не имел никакого отношения к данной ситуации. У нас на самом деле вся элита в той или иной мере может быть подвергнута преследованию, потому что был огромный период, в котором не было правил и установленных законов. Поэтому каждый находится под дамокловым мечем преследования прокуратуры. И с этой точки зрения каждый может оказаться под ударом. Тем более что у власти, у государства не осталось других средств воздействия, потому что у нас рыночная экономика. И власть с удовольствием использует силовые методы, оставшиеся от авторитарного государства, использует со вкусом.

Я думаю, речь идет не столько о политическом заложнике, сколько о явном нарушении того негласного соглашения, которое было заключено в конце 90-х - итоги приватизации мы пересматривать не будем и не будем преследовать крупный бизнес. Это явно выраженный отказ от этого негласного соглашения, которое подрывает экономику, взрывает фондовый рынок и вообще тянет Россию вниз.

Валерий Хомяков, Агентство прикладной и региональной политики

Действительно, в нашумевших процессах с Титовым, Глушковым, а теперь и с Лебедевым просматривается один и тот же подчерк: вытаскиваются очень давние дела, к подозреваемым применяется строгая мера пресечения в виде ареста, одновременно бросается тень в общественном мнении на компании, где они работают. Однако я бы не рискнул однозначно утверждать, что в деле Платона Лебедева присутствует исключительно и только политический аспект. Хотя, конечно же, можно было бы согласиться с распространенным мнением, что все дело в политических амбициях главы ЮКОСа Михаила Ходорковского. Но именно эта простота несколько и смущает.

Мне кажется, что могут быть и другие, более скрытые причины. В том числе и экономического характера. Ситуация может несколько проясниться, после того как Министерство по антимонопольной политике вынесет свой вердикт относительно законности сделки века, состоявшейся между ЮКОСом и "Сибнефтью". Судя по всему, это должно произойти в ближайшее время.

К сожалению, все происходящее в очередной раз подтверждает высокую зависимость нашей правоохранительной системы от политических интриг в недрах властных группировок.