Правые, левые, мазохисты, цыгане

Роман Сикора. «Исповедь мазохиста». Режиссёр Мартина Шлегелова, сценограф Яна Шпалова, художник по костюмам Анета Грнякова, заведующая литературной частью Марие Шпалова. Театр «Дивадло Лети» / цикл «Гайд-парк» в Театре им. Шванды, премьера 26.01.11.

Отвечая на потребность в оригинальной политической сатире на чешской сцене, театр «Дивадло Лети» поставил пьесу Романа Сикоры «Исповедь мазохиста». К политике Сикора подходит не напрямую, а через тяготы жизни господина М., неудовлетворённого чешского мазохиста. Главный герой — истинный Мазохист с большой буквы, ведь речь здесь идёт не только о сексуальных предпочтениях… Господин М. убеждён, что его поступки идут на благо обществу; он мазохист по жизни, который в полном самоотречении, боли и изнурении находит смысл жизни и хочет убедить в этом и всех остальных. По ходу действия пьесы он обнаруживает, что испытывает наслаждение от совершаемого над ним насилия не только в прямом, но и в переносном смысле, и становится истинным ценителем сверхурочных рабочих часов, урезания зарплаты и современного офисного рабства. Одним словом, капитализм — это именно то, что ему нужно! Казалось бы, по крайней мере по мнению автора, что современная эпоха — рай для мазохиста, но, как выясняется, всё не так-то просто…

В первой части пьесы господин М. рассказывает зрителю о своих злоключениях в апатичном БДСМ-сообществе. Вместо того чтобы бичевать господина М., садист Роберт суёт ему фотографии своих детей и отмахивается от него «стоп-словом», вместо сеанса разнузданного секса госпожа Лаура пускается в бюрократические литании об оформлении договорных условий СМ-отношений с перечислением всего того, что делать нельзя, а за что придётся заплатить отдельно. Бюрократия, душащая спонтанность и какое бы то ни было возбуждение даже там, где её никак не ожидаешь встретить, — это один из по-настоящему смешных объектов для шуток, возникающих при сопоставлении эротической темы и ситуации в обществе. Всё на продажу. Однако господин М. не находит удовлетворения и после того, как отказывается от институализированной эротики и выходит на улицу. Грубое вмешательство полицейских в трамвае (господин М. переодевается в бомжа) — это «ещё цветочки», «с левыми сплошная скука» (во время заседания Международного валютного фонда в Праге господину М. так и не удалось ввязаться ни в какие массовые беспорядки), а «нацисты — порядочные трусы» (господин М., загримировавшись под темнокожего, отправляется на концерт группы скинхедов — и опять ничего!).  

Приблизительно в середине пьесы показан сон, в котором к господину М. является антропоморфная лошадь и раскрывает перед ним перспективы удивительного удовлетворения и свободы, которые гарантируют лошадиный облик и судьба лошади. Только в этом месте пьеса начинает приобретать более откровенный политический характер — автор перемещает господина М. из БДСМ-сообщества в рабочий коллектив. Лошадиный облик воплощается как в подчинённости «пони-боя» господину (во сне), так и во фразеологизме «работать, как лошадь». Мазохизм уже перерастает рамки хобби в свободное время, он превращается в жизненный приоритет, который уже нет необходимости специально выискивать после работы где-то по клубам; ведь унижение и боль человек может испытывать на протяжении всего дня. Однако и тут неожиданный успех может испортить всю картину. 

 Постановка режиссёра Мартины Шлегеловой помогает создать картину мира как одного большого БДСМ-клуба, и не важно, принимает ли он на себя в данный момент облик рекламного агентства или торговой сети «Кауфланд».

Манера речи персонажей и то, как режиссёр и актёры пользуются ею, с моей точки зрения, —  это самое интересное в спектакле. Сикора уходит от банальности с помощью стилизованного языка, а конкретнее — с помощью вывернутого наизнанку синтаксиса. Он применяет инверсию, дробит фразы на отрывочные части, разделённые точками. Таким образом, объём информации нарастает постепенно. Например, профсоюзный лидер в «Кауфланде» обращается к господину М. следующим образом: «Ну, хорошо. Это хорошо. Что ты вступаешь. Я рад. Что ты вступаешь. Люди нам нужны. И умные. Образованные. А у тебя аттестат. Аттестат зрелости у тебя и есть». Язык постоянно приковывает к себе внимание, спотыкается, ни одного связного предложения тут не дождёшься. Это не позволяет зрителю «включить автопилот», а актёрам не позволяет играть «правдоподобно». 

Иржи Гонзирек, Катарина Коишова, Сабина Махачова. «Пасла коня на балконе». Режиссёр Иржи Гонзирек, сценограф Радомир Отыпка, художник по костюмам Жижи, композитор Иржи Стары, заведующие литера- турной частью Катарина Коишова, Сабина Махачова. Театр «Дивадло Фесте», премьера 29.01.11.

Сама языковая плоскость, таким образом, несёт в себе определённый общественный критический посыл. Он является несущей конструкцией политической сатиры. Равно как и основная мысль текста (история мазохиста, которому наконец стало хорошо (а в конечном итоге все-таки плохо) в современной чешской действительности) как сатирический прием — это не такая уж плохая идея. Её можно довести (по крайней мере на первый взгляд!) до абсурда — работа на фирме, примитивные начальники-рабовладельцы и ужасные отношения в трудовом коллективе крупных концернов, урезание социальных льгот и жёсткая трудовая политика вплоть до реалити-шоу, показывающего борьбу за звание самого лучшего человеческого ресурса планеты, которым увенчивается завершающая часть пьесы. Сикора трактует это как грандиозную гиперболу и проводит параллели между садомазохистскими отношениями и функционированием общества, кульминацией которых являются поистине нечеловеческие задания и условия на «олимпиаде человеческих ресурсов» (добывать по пять тонн угля, уничтожать токсические отходы без спецсредств, пришивать карманы по 23 часа в день). 

Хотя во второй части пьесы начинают разыгрываться вариации на тему «работа по найму — это современная форма рабства», всё же самым удачным с точки зрения поданной в комическом ключе критики общества является финал. На «олимпиаде человеческих ресурсов» удалось поднять темы ужасающих отношений на рынке труда, национальных стереотипов и затронуть феномен реалити-шоу, уже сам по себе скомпрометированный, но в такой комбинации весьма функциональный. Наблюдать за чужим рабским трудом «в прямом эфире» — это отличный сатирический приём. 

В то время как Центр современной драматургии / театр «Дивадло Лети» основное внимание уделяет новым и зарубежным текстам, а политический или социально ангажированный театр является в его деятельности лишь неким побочным продуктом, театр «Фесте» из города Брно ориентируется в первую очередь на социально значимые и политические темы. Коллектив театра даже ставит перед собой выходящую за рамки искусства цель – способствовать «развитию открытого гражданского общества». 

Действие спектакля «Пасла коней на балконе» по сценарию режиссёра Иржи Гонзирека, Катарины Коишовой и Сабины Махачовой разворачивается в будущем, в 2238 году. К трём учёным-антропологам, полулюдям-полуроботам, которые исследуют человеческие останки с целью подтвердить легитимность господства нордической и балтийской расы, в один прекрасный день попадает тело женщины цыганского происхождения (а также останки её лошади), покончившей жизнь самоубийством в результате прыжка с высоты. Кое-кто из членов научной группы опасается, что если они будут продолжать исследования, то в наказание их ликвидируют путём списания, однако в конце концов побеждают любопытство и стремление к истине. Дело в том, что ход исследований и новые находки всё яснее свидетельствуют о том, что цыганский народ подвергся тотальному уничтожению. Однако общественно-политическая система будущего (названная здесь «Имперкаториумом»), так же как в других прославленных антиутопиях, настолько всеведуща и всемогуща, что такая дерзость не может сойти учёным с рук. 

Антропологи № 228, № 113 и № 654 своими костюмами напоминают героев сериала «Звёздный путь». Не остаётся сомнений, что людьми они остаются уже лишь отчасти: движения и речь № 228 отличаются резкой механистичностью, № 113 неестественно вертится, попрыгивает и совершает акробатические трюки (и столь же безумно и аффектированно разговаривает), а № 654 постоянно щёлкает компьютерной мышью, к которой он подключён. 

Официальная история, конечно же, рисует нелицеприятную и стереотипную картину жизни цыган, изобилующую историями о краже детей и о юбках с потайными карманами для ворованных кур. Документальная плоскость постановки не ограничивается одними лишь краткими экскурсами в историю цыганского народа, они чередуются, например, с цыганскими мифами или анекдотами типа: «Любой цыганский кулинарный рецепт начинается со слов «Украсть три яйца…» («рецепты» несведущие антропологи принимают за чистую монету). Осколки прошлого и связанной с ними истории геноцида учёным помогают связать воедино и разгадать личные материалы (дневники и т.п.), найденные у мёртвой женщины.  

Хотя приём сдвига временных пластов подталкивает авторов к определённой обобщённости, осторожности и политкорректности (да, нехватка остроты характеризует, кажется, обе  упомянутые постановки), но вместе с тем позволяет и взглянуть на современность со стороны и проявить косвенную, метафорическую ангажированность. Несмотря на некоторую суетливость исполнения, а местами и излишнюю дидактичность, спектакль демонстрирует чёткую картину мира, в котором расизм стал привычной практикой, «естественным средством самообороны». 

Упомянутые тексты отличаются по жанру, равно как отличаются и их сценические обработки. Однако у них всё же есть нечто общее — они рассматривают человека в рамках общественно-политической системы и приходят к выводу, что перед лицом этого колосса человек слаб и беззащитен. Не важно, капитализм или расизм, сверху он или снизу — человеку всё равно не выстоять.