Вардван Варжапетян
Приходится отвечать за полтораста железных поплавков. Даже поболее.
Фото Владимира Захарина
Небесный бакенщик небесные бакены не зажигает. Они горят всегда. Такими же, как на реках земли, огнями – зелеными, красными, белыми. Его забота, чтоб небесные реки, моря, океаны впадали в бесконечность.
Так на небе.
А на земле бакенщиков мало осталось. Рад, что у меня среди них есть знакомые: Шура и Сергей Богдановы, муж и жена, живут в Ростовской области, Азовском районе, на о. Джулька (размером семь на пять километров) в самом низовье Дона (еще немного – и река впадает в Азовское море). Он – моторист-матрос, она – капитан-механик. Команда меленького упрямого катера.
Их забота – бакены. Чтобы ярко были видны, верный сигнал подавали: постоянный, проблесковый, условный, обозначенный на лоциях.
Что есть бакен, известно всякому. Плавучий буй для обозначения фарватера и предупреждения – тут мель, скала и прочая опасность для моряка.
Сергей и Шура проверяют, чинят, ставят бакены.
Я и думать не мог, что бакенов так много. Думал: выгребут на стрежень, где два бакена друг против друга, поправят чего-нибудь, номер на боку по трафарету подновят. Может, кого на другой берег Дона сплавят.
А тут – отвечай за полтораста железных поплавков. Даже поболее. Нумерация буев – от моря. Чет, нечет. Бакены левого берега. Бакены правого берега. Красные, зеленые. А есть белые. И форма разная. И цвет огня разный – красный, зеленый, белый. Наука.
Сперва путь нашего катера вверх, против течения – 63 км от поселка Аксай, что выше Ростова, и вниз, до самого устья Старого Дона (это не фамильярность, так устье старой реки именуют на лоциях), до впадения его в Азовское море.
Каждый день – 126 км в оба конца.
В кисельный туман, проливной дождь, шквалистый ветер.
Только что, в воскресенье, на виду у Ростова пришлось менять батареи и весь «стакан» со светодиодами. И еще за Азовом долго трудились.
Комаров туча, откуда их только нанесло?
А я смотрел в бинокль и видел порт с десятками причалов, нефтехранилище, пакгаузы, портовый элеватор, длинношеие краны, стоящие, как стальные цапли, над горами металлолома, который свезут под мальтийским или панамским флагом, может, даже соседней Украине. Великий торг по всей земле. И днем и ночью из Руси все то же вывозят: лес, зерно, нефть.
Наконец добрались до нашего острова, где отец Шуры был бакенщиком, и дед, вернувшийся с войны. Собаки навстречу нам брешут. Куры, гуси, кошки, коровы и лошади спят (лошадей – два табунка, дивной красоты). Другие островные обитатели – сами по себе: лисы, ласка, енотовидные собаки, два ворона, вороны и стрижи. Был еще кабан. Но прошлую зиму тяжелый был лед. Даже корабли впаяло в полуметровую толщу. Азовское море – опасное, штормы с неожиданными морозами. Вот кабан и попался, вмерз, не смог выбраться из ледяного капкана. И два жеребенка вмерзли.
Это со стороны хорошо поглядеть: «Благодать тут у вас, тишина, сазан берет хорошо и лещи». А волны год за годом, волна за волной смывают остров. Громадные тополи в два обхвата, посаженные Шуриным дедом, целую аллею вместе со вкопанными столиком и скамейками для вечернего чаепития, смыло в канал шире реки. Канал, говорят, прорыт еще при Петре I.
Течение, волны, прибой беспощадно тащат все. Как лиса прошлой весной утащила в ночь сорок четыре утки. А потом, когда ощенилась, принесла лисенка в зубах на виду у людей и положила в трубу с одним закрытым наглухо выходом. Потом еще одного. Обоих люди добрые вспоили молоком, кошка помогала. Когда земля обсохла, подветрилась, лиса утащила потомство в свою нору. Правда, уток больше не таскала.
Сижу на крепкой коряге. Жара. Рядом собака Элька. Первые дни не давала прохода, кусала за пятки. Сейчас у нас мир. Она спит. И меня в дрему клонит.
Пахнет навозом, соляркой. Сергей затарахтел трактором, поехал камыш косить. Все при деле. Шура доит корову; Саша, самая маленькая из дочерей, кормит утят; двух старших ее сестер не вижу; может, прибирают в доме, может, телевизор включили. Подрастут и улетят с острова Джулька. И останутся Сергей и Шура одни. Как Филимон и Бавкида.
 Шура и Сергей в 1996 году. С тех пор они – команда меленького упрямого катера. Фото Геннадия Дианова |
Жила в стародавние времена такая чета. Однажды пришел в их селение отец всех богов Зевс и Гермес, бог пастухов. Может, сказали, что ищут отбившуюся овцу, может, просто попросили приюта. Впустили их в дом только Филимон и Бавкида. А потом Зевс покарал всех, кроме Филимона и Бавкиды, за жестокосердие. Потопил селение с его обитателями. А супругам даровал, по их желанию, долгую жизнь и смерть в один день. И когда состарились оба, вдруг увидел Филимон – одевается в зелень Бавкида; и видит Бавкида – Филимон превращается в дерево. И стали они двумя стволами из единого корня.
Я люблю этот рассказ Овидия из его «Метаморфоз». Но никогда не задумывался, какими Филимон и Бавкида были в младые лета. Теперь представляю: работящими, сильными, веселыми, радушными. Как Сергей и Шура. Они удивительно ладны друг другу. Даже родились чуть ли не в один день: он – 2 августа, а Шура – 4 августа. В 19 лет стали семьей и 16 лет уже вместе.
«Механик Ерохин» тяжело прошел по фарватеру. Редкое название взяли для судна, все больше «Капитан…», «Генерал…», «Адмирал…».
Кто знает, может, на какой-нибудь реке встречу медлительный сухогруз или лесовоз с негромким именем на борту – «БАКЕНЩИК».
