Принц крови

Ручка на веревочке

Вроде бы ерунда, деталь. Но в 1994 году, когда я увидел Щуплова впервые, обратил внимание именно на нее, ручку на веревочке. Форма одежды. Как у милиционеров, как у болельщиков ЦСКА. Если есть ручка на веревочке – значит, «при исполнении».

С тех пор я и сам так хожу. С ручкой на веревочке.

Помню, захожу как-то в «Независимую газету». Сам я тогда еще в «Книжном обозрении» работал, а Щуплов уже из «КО» ушел, и ушел как раз в «Независимую». Короче, захожу в «НГ», к Александру Всеволодовичу Вознесенскому (а он тогда в «НГ» еще работал). И вижу в коридоре Щуплова. Стоит, балагурит, а на шее – ручка на веревочке. И у меня такая же. Вроде бы ерунда, деталь, а забыть не могу.

Самоварщиков

А к Щуплову меня, разумеется, отвела Татьяна Бек. Я тогда учился в Литературном институте, у нее, понятное дело, в семинаре. Она и дала книжку какую-то. Говорит: напиши, мол. Написал. Потом она говорит: неси-ка ты свою рецензию в газету «Книжное обозрение», Саше Щуплову. Знаешь такого?

Знаю, говорю, поэт. Он, значит, в «Книжном обозрении» работает?

Странно, говорит Бек, его больше как журналиста знают.

А я читал в альманахе «Поэзия».

Кстати, в том альманахе был персонаж – Ефим Самоварщиков. Смешные стихи, что-то типа гаврилиады. Коллективное, разумеется, творчество. Один из авторов – Щуплов. Неплохо бы отдельной книжкой издать Самоварщикова да и написать, кто автор какого именно стихотворения.

Принц крови

Что меня более всего печалит. Была то ли в самом конце 80-х, то ли в самом начале 90-х напечатана смешная поэма Щуплова. Как раз про газету «Книжное обозрение». Напечатана в питерском журнале, если я не ошибаюсь, «Аврора». Номер с поэмой у меня был, да делся куда-то.

А еще была у Щуплова замечательная поэма «Принц крови». Вот она. Хулиганская, не спорю. Но какое богатство слов! Приведу лишь кусочек, конечно:

Ты казался принцем крови
и любил пускать шмеля,
и платил за все любови
одеваньем в соболя.
Ты на мячиках к «Базару»
в белой бобке подъезжал
и плашкета, словно шмару,
для блезиру содержал.
Говорят, ты харил катек
только в шнифтовый фуфляк
и бросал хрусты на скатерть
биксам в тающих Филях.
Не судьба – а вязка с понтом!
Не алтарь – а хан в дыре...
И горел над горизонтом
шар, как шапка на воре.
И когда твой шпих и двери
сыса взглядом облизал,
как Есенин в «Англетере»,
ты кишевник завязал.
Выгнул фраерские брови,
будто весело тебе...
Потому что принцем крови
был по кости и судьбе...
Не назвать

У меня было много учителей. Всех не назвать. Во всяком случае, здесь и сейчас.

А Щуплов...

Помню, принес первый репортаж. С какого-то литературного вечера. На машинке еще отпечатанный. Щуплов бумажку взял, почирикал ручкой, говорит: неси наборщицам. Следующую статью Щуплов посмотрел, ничего не исправил, а третью уже и читать не стал: нормально, мол. Лучшее обучение, на мой взгляд.

А вот что еще запомнилось. Приносит автор Щуплову статью. Тоже про вечер литературный, вечер, на котором был и сам А.Н., был и стихи читал. В статье автор Щуплова среди прочих упомянул. А Щуплов свою фамилию аккуратно так вычеркивает. И всегда так поступал. Как же, мол, можно? В своей собственной газете и про себя? Неудобно. Сейчас почему-то все почти считают, что удобно.

Второй ряд

В поэзии всегда был так называемый Второй ряд. В первом Пушкин, Маяковский, Бродский, Воденников etc. Во втором – мы все остальные. Ничего, не стыдно. Николай Глазков был во Втором ряду, Игорь Холин, сейчас вот Гаврильчик с Немировым, не знаю, где стоят Родионов с Емелиным – как-то больше привык сидеть с ними за одним столом. Так вот, Второй ряд – право, не стыдно.

А Щуплов – сам шел туда, во Второй ряд. Его называли – не помню кто и на каком именно литературном вечере, но представили его именно так – Генерал русской журналистики. Журналистики, не поэзии. «Чистые» поэты любят называть своих друзей, которые не только поэты, – критиками, журналистами и так далее. Сами-то они, дескать, придворные поэты Господа Бога. Ничего, не обидно. Щуплов как поэт на несколько голов выше почти всех, на чьи стихотворные книги писал рецензии. Но он был журналистом, а они все – поэтами.

Не беда. Его хватало. Он взял столько интервью, что, кажется, людей на земле меньше. Поглядите, кстати, на фотографии. Везде он не один. А особенно мне нравится та, которая с Никитой Богословским. Видите, Щуплов диктофон держит?

Работает.

У Арканова, у Гребешковой, видимо, уже интервью-то взял. А здесь – в самом разгаре. И таких фотографий немало. У одного писателя, у другого, у известного поэта, у модного режиссера... А сам – с диктофончиком, для газеты убивается. А стихи – в метро, в маршрутке, все равно ведь Второй ряд.

Очень хороший, товарищи, поэтический ряд.

Мальчики

Ну да, Щуплов любил мальчиков, а не девочек. Хотя при советской власти ему, конечно, пришлось жениться. Но любил мальчиков. А бабам нравился, корректорши все в полном составе были в него влюблены. А он туда к ним бегал – обновки мерить или недуги лечить.

А я помню такой эпизод. Идем с Щупловым по домам. Вечером. Ему в метро – на станцию метро «Свиблово», где он квартиру снимает. Мне на электричку, до станции «Тушино». С Рижского вокзала. Стоим на улице Сущевский Вал. Ждем красного сигнала светофора. Рядом стайка девиц. Щебечут, хохочут. Щуплов со всеми ними знакомится. Пока переходим улицу, Щуплов безошибочно выбирает из них самую красивую, говорит ей: вот с ним и поедешь. Пока, Лесин, забирай девушку, только на службу все же приходи.

Девушка покорно пошла со мной на электричку, в Тушино.

А вы говорите – мальчики┘

Кстати, насчет квартиры. Какое-то время Щуплов в Тушино жил, на станции метро «Планерная». И всегда говорил – «Планёрная», с ударением на «ё». Раньше так и в метро дикторы объявляли – «Планёрная», с ударением на «ё». а теперь говорят – «ПлАнерная», с ударением на «а».

Пусть Лесин бухает

Приходит, к примеру, писатель в газету «Книжное обозрение». Ну, к примеру, писатель Сергей Дмитренко. Очень хороший писатель. Когда приходит в дружественную редакцию (а зачем ему ходить в недружественные?), приносит с собой сало, водку, всяческих яств и выпивок. Приходит пораньше. Мол, раньше выпьешь – скорее уснешь. Очень верно считает очень хороший писатель Сергей Дмитренко. Приходит он, приносит сало, водку, всяческих яств и выпивок, а Щуплов ему и говорит:

– Сережа, я сейчас на внутриредакционную летучку пойду. Пусть Лесин бухает.

Садимся мы с очень хорошим писателем Сергеем, к примеру, Дмитренко, открываем водку, режем сало. Бухаем, а Щуплов на летучке убивается. Потом, конечно, приходит, присоединяется. Чудо как хорошо.

Щупловский Вал

Есть такой поэт и музыкант Вова Терех. Хороший поэт, да и, наверное, музыкант тоже хороший (не слышал, судить не берусь). Познакомил меня с ним Юра Соловьев, единственный с поэтического семинара Бек, кого я могу назвать своим другом. Он, Юра, из Брянска, несколько лет не пьет уже, там, в Брянске, и живет. Так вот, Вова Терех. Бухали мы с ним на берегу канала имени Москвы. Купив предварительно пачку папирос «Беломор». Он потому что не только бухал, но еще и курил. А набухались мы тогда хорошо. Я поплыл, в буквальном смысле слова поплыл – потому что лето было. Поплыл, в воде уснул и врезался головой в баржу. Врезался, очнулся да еще на матросов начал громко браниться. Мол, куда прешь, не видишь, что пешеход канал переплывает. Матросы смеялись, поняли, видать, что с дурачком дело имеют. Но я отвлекся.

Объясняю по телефону Вове Тереху, как до «Книжного обозрения» добраться. Улица, говорю, Сущевский Вал.

– Щупловский Вал? – спрашивает Терех.

Ага, Щупловский.

Пока еще не переименовали улицу Сущевский Вал в улицу Щупловский Вал. И зря. Пора бы.

Ты казался принцем крови...

А Щуплов не казался, а был – Принцем крови.