Андрей Сафонов
Российских миротворцев в Приднестровье считают гарантом мира и безопасности.
Фото Владимира Сварцевича (НГ-фото)
Приднестровская Молдавская Республика вступила в 17-й год своего существования, и сегодня на картах, выпущенных во вполне признанных европейских странах, она изображена как реально существующее образование. Между тем от разрешения конфликт между Кишиневом и Тирасполем ничуть не ближе, чем после окончания войны 1992 года. Почему?
Внутренние причины конфронтации между ПМР и Молдовой не в последнюю очередь кроются в том, что элиты берегов Днестра не определились в ключевых вопросах. Во-первых, в контроле над собственностью. Во-вторых, в разграничении полномочий. Опираясь на внешнеполитических союзников, каждая из сторон конфликта стремится, говоря словами грузинского князя из «Ханумы», «побольше взять и поменьше дать». Но поскольку решающего перевеса ни стороны, ни их покровители не имеют, политико-дипломатическая торговля приобрела вялотекущий характер как позиционная война. Однако силовой вес Кишинева и Тирасполя примерно равен. Отсюда вывод: попытка принудить оппонента к полной капитуляции обречена на провал.
Но если говорить конкретно о Приднестровье, следует признать, что в правящей элите ощущается интеллектуальный и кадровый кризис. В Молдове у власти одни за другими побывали националисты, демократы и коммунисты, а Владимир Воронин – третий, после Мирчи Снегура и Петра Лучинского, президент. В ПМР с 1990 года у власти практически находится одна и та же команда, а президент Игорь Смирнов является одним из последних политических ископаемых горбачевско-ельцинской эпохи. Президент Приднестровья и его команда не пытаются, да, видимо, и не могут выстроить стратегию выживания непризнанной республики в начале нового тысячелетия, когда НАТО и Евросоюз вплотную подходят к приднестровской границе. Конкуренции идей в коридорах тираспольской власти нет┘
Внешне Кишинев прокламирует унитарный характер Молдовы. Тирасполь, апеллируя к итогам референдума 17 сентября, объявляет о невозможности построения «общего государства» с Молдовой в любой форме, обозначая в качестве цели полную независимость и объединение (иногда употребляется термин «интеграция») с Россией. И та, и другая позиция выглядит больше предназначенной для внешнего мира.
Между тем Россия имеет реальное силовое и экономическое присутствие в ПМР. Даже если Оперативная группа российских войск покинет берега Днестра, изменить статус миротворцев для Кишинева и его союзников будет куда как непросто. Следовательно, унитарный характер Молдовы остался в прошлом и Кишиневу придется менять свой подход.
События после референдума показывают, что, хотя независимость Приднестровья – идея хорошая и популярная в приднестровском народе, но Кремль не готов официально признать ее. Правда, двусмысленность сохраняется, учитывая высказывания о том, что территориальная целостность – это одно, а право на самоопределение вкупе с косовским прецедентом – другое┘ Но поскольку зондаж как бы проведен и уже ясно, что приднестровскую независимость не намерен признавать даже ближайший союзник России – Белоруссия, несложно уяснить, что в одиночку России такой пласт, как судьба непризнанных государств, не поднять. Выбор для Москвы и Тирасполя прост: или втягиваться в политическую, дипломатическую и Бог знает какую еще конфронтацию с США, ЕС, ОБСЕ, не имея союзников в этом вопросе, или идти на компромисс.
Разговор об официальном вхождении в состав России (калининградский вариант) не имеет смысла, поскольку технически, при сопротивлении этому всего остального мира, подобный вариант не провернуть. США и вся Европа, да и ООН просто сорвут такой сценарий. Присоединение региона к Украине (такая возможность в Приднестровье на слуху) нереально, так как самой Украине столь проблемный довесок ни к чему.
Какой же модель урегулирования может быть в действительности? В условиях примерного военного равенства сторон и тяжести военных бюджетов ПМР и РМ в перспективе разумной кажется взаимная демилитаризация берегов Днестра. Но это не может осуществиться без детально проработанной программы социальной реабилитации военнослужащих обеих сторон. С учетом внутренних противоречий между Кишиневом и Тирасполем, а также наличия НАТО на западе и России на востоке, общее государство могло бы затвердить свой нейтральный статус с помощью международных гарантий (РФ, Украина, США, ЕС и ОБСЕ). А дальше наиболее оптимальной выглядит модель федерации с конфедеративными элементами. Это – реальный компромисс как между Тирасполем и Кишиневом, так и между Востоком и Западом.
