Екатерина Кузнецова Утром 5 апреля 2004 года три патрульных корабля Королевских военно-морских сил Великобритании вошли в устье Сены в районе города Гавр и взяли курс на Париж, чтобы приветствовать свою королеву, которую в тот день ждали во французской столице. Так открывалось празднование векового юбилея Entente Cordiale – «Сердечной Антанты», заключенной между Францией и Великобританией в 1904 году. «Сердечным доверием», о котором Жак Ширак и Тони Блэр объявили еще осенью 2003 года, были наполнены все знаковые события того года в обеих странах: Каннский фестиваль, авиашоу в Фарнборо, программы празднования Дня Европы и 14 июля. И все – из-за юбилея малозначительного, казалось бы, политического соглашения, где главный упор был сделан на┘ разграничении зон влияния двух держав при «дележе» Африки.
Через месяц, 31 августа, исполнится 100 лет англо-русскому соглашению, благодаря которому на свет появилась «Тройственная Антанта» – один из важнейших политических союзов XX столетия. Однако отмечать юбилей в Москве и Лондоне предпочитают не праздничными концертами и фейерверками, а нотами протеста, высылками дипломатов и обменом колкостями.
В «клубе недругов» российского государства прибыло – список из Украины, Грузии, Молдавии, Польши, Белоруссии и Эстонии пополнился куда более солидным участником – Великобританией. За год с небольшим рутинные «расхождения во взглядах» вылились с российской стороны в открыто демонстрируемую неприязнь, граничащую с англофобией. Англия стала первой влиятельной европейской страной, отношения с которой проделали путь от «почти дружбы» в начале 2000-х годов до открытого противостояния.
В шлейфе скандалов и ссор, сопровождающем действия России на внешней арене, обострение отношений между двумя странами не выглядит чем-то из ряда вон выходящим. Но первое в постсоветской истории открытое дипломатическое противостояние с державой мирового масштаба – явление скорее прецедентное. Вот только как оценивать позицию российского руководства по отношению к Соединенному Королевству – как органическое воплощение «генеральной внешнеполитической линии» или же как случайное проявление несдержанности?
Нельзя не заметить, что своеобразная «травля» Великобритании началась не вчера. В декабре на несколько недель была приостановлена деятельность Британского совета. Вскоре российским высокопоставленным чиновникам «рекомендовали» воздержаться от участия в Лондонском экономическом форуме. В конце марта в Обзоре внешней политики МИДа прозвучал еще один «звоночек»: Великобритания не только не была причислена к «ведущим государствам Европы», но и была названа непростым партнером, перспективы отношений с которым увязывались с ее позицией по проблеме «новых политэмигрантов». Если эта кампания не будет остановлена сверху, можно ожидать запрета на ввоз в Россию шотландского виски и введения специального налога на владельцев британских кошек.
Склонность российских руководителей к наделению всех предпринимаемых ими шагов едва ли не сакральным смыслом в сочетании с умением выворачивать реальность наизнанку (даже беглый анализ уже упоминавшегося обзора показывает, что МИД считает «ведущими» только те государства, с которыми Россия пока еще не поругалась), повышенная конфликтность, дополняемая неумением придерживаться избранной стратегии (шпионов не высылаем – «все равно других пришлют», зато дипломатов «симметрично» объявляем персонами нон грата), – все это свидетельства незрелости российской внешней политики и поводы задуматься о состоятельности постулируемых установок.
Возобладавшая в отношении Великобритании риторика подрывает выстроенную было «пиарщиками от политики» лубочную картинку возрождающейся великой державы, снисходительной к завистникам и недоброжелателям, беспристрастно умножающей свою экономическую мощь, твердой в своем (суверенно)-демократическом выборе. Готовность с легкостью идти на обострение отношений с крупной европейской державой ломает тот образ «спокойной силы», которую якобы представляет собой Россия. В довершение к этому методы «суверенной дипломатии» – хунвейбинские осады посольств, терроризирование дипломатов и вал оскорбительных высказываний – сводят к нулю всю политическую «принципиальность», если таковая и имела когда-либо место.
За последние годы российское общество успело привыкнуть к мысли о том, что наша внешняя политика подчиняется национальным интересам и следует соображениям прагматизма. Однако именно дефицит последнего особенно бросается в глаза в ситуации с Великобританией.
По отношению к Великобритании Россия ведет себя не рационально, а эмоционально. Какой, скажите, прагматикой возможно объяснить эскалацию конфликта с одним из влиятельнейших государств Европы, мировым финансовым центром, в котором российские компании привлекли 19 млрд. долл. за два года, ближайшим союзником США, пятой экономикой мира, крупнейшим инвестором в Россию (7 млрд. долл. в 2006 году)? Какие мотивы могут оправдать уничижительный тон и пренебрежение в адрес страны, которая не только «энергонезависима» от России (долгосрочные контракты на поставки газа между нашими странами не заключены, а на российскую нефть в британском импорте приходится лишь 8%), но и сомнительными способами была лишена всех крупных активов в России (начиная от доли в проекте Сахалин-2 и кончая изъятием Ковыктинского месторождения), – и лишь потому, что получила их в другое время от другого президента?
Избранная в отношении Великобритании линия не только эмоциональна, но и рискованна. Великобритания в отличие от новых членов Евросоюза обладает всеми возможностями для «асимметричного воздействия». При этом маловероятно, что оно будет носить экономический характер – британские предприниматели первыми «одернули» Тони Блэра, когда тот заявил накануне саммита G8 о возможном «исходе» европейских компаний из России. Британские власти, например, могут захотеть «проверить» происхождение средств, на которые покупается дорогая недвижимость, или поискать в банковских архивах заграничные счета российских чиновников. И стоит ли сомневаться, что они найдут много интересного?
Кампания, развернутая против Великобритании, не случайна. Настойчивость британцев в вопросе выдачи Лугового, их недоверие к российским прокуратуре и судам выдают в них людей, которые публично усомнились не только в достижениях российской «суверенной демократии», но и в чистоплотности отечественной политической элиты. А это не только обесценивает усилия имиджмейкеров России, но и вызывает вполне объяснимый гнев за Кремлевской стеной.
