Оптимист с коммунистическим прошлым

-Господин Когоут! К художникам зрелым, каким вы являетесь, принято относиться как к учителям, искать у них мудрости...

- Учитель? Я - никакой не учитель, я всю жизнь - ученик и учить уже никого не буду. Все мои ошибки известны, и все равно хочу до самой смерти совершать новые.

- Есть ли что-то такое из вами написанного прежде, что вам кажется сегодня случайным? Или смешным или, более того, хотелось бы вычеркнуть из собственного творчества?

- Это было не смешно, это - трагедия, что мы были такими идиотами и помогали злодеям в их злодействах. Чего-то мы не знали, чего-то не понимали. К счастью, этот период в моем творчестве и моей жизни не был долгим, первая моя критическая пьеса написана в 54-м. Это был мой первый конфликт с "моей" партией. Сорок восемь лет тому назад...

- Когда к вашему творчеству, в частности к пьесе "Нули", прилагается определение "политическое", вы с этим согласны?

- Вся чешская литература - политическая. Это - литература маленькой страны, где заниматься политикой в чистом виде долгие годы было запрещено, так что оставалось только искусство, которое могло выразить мечты, страх и надежды целого общества. Так что мы в самом деле - политические авторы. Даже тогда, когда не хотели ими быть.

- Я слышал мнение одного из актеров, который предполагает, что в России "Нули" - именно как политическую пьесу - будут критиковать и слева и справа...

- Что такое лево и право? Честно вам скажу - не знаю. Если я, например, людей уважаю и люблю, мне все равно - левые они или правые. Самое главное, наверное, из того, что я узнал в своей жизни, что в человеке важнее всего - характер и общее политическое мышление.

- Неужели в жизни вас никогда не разводили политические разногласия?

- Только когда я был молодой. Это было сорок лет тому назад. Потом была Пражская весна, потом - очень неприятные времена, когда тысячи людей были "запрещены" и потеряли работу и среди них были и левые и правые. Гавел пришел справа, я пришел слева, при этом мы - друзья.

- Насколько для вас важно, что в спектакле занят Сергей Юрский, который в 68-м году был в Праге?

- Юрский - великолепный актер. Я его лично не знал. Познакомился сейчас, и, когда узнал его биографию, я еще сильнее обрадовался тому, что он занят в пьесе.

- В этой пьесе есть кто-либо, чьими словами говорите вы сами?

- Нет. С главным героем, который заведует туалетом, я не имею ничего общего. Он никогда не был коммунистом, он всю жизнь проработал в туалете. Я был коммунистом, писателем... Мое прошлое не имеет ничего общего с тем, что я пишу. Конечно, у меня есть собственный опыт, и поэтому я кое-что знаю и понимаю, но в одиннадцати романах и 45 пьесах - сотни действующих лиц, каждое - со своей историей, и эти истории выдуманы. А если и настоящие, то это не означает, что они пережиты мною, просто я знаю, что такое с кем-то случилось или слышал об этом.

- Но все-таки в пьесе есть реальный персонаж - Гавел?

- Да, Гавел и Дубчек. Первые 17 минут спектакля - это краткий курс чешской истории, с конкретными историческими ситуациями и персонажами. Но дальше начинается чистая выдумка.

- А реальные герои знали, что вы о них пишете?

- Что им до того? Гавел пришел на спектакль в Праге, в Национальном театре. Его играл очень хороший молодой артист, который сделал замечательный дружеский шарж. Гавел смеялся, его жена смеялась. Все смеялись. Зачем мне спрашивать его, могу я или не могу писать о нем.

- А вдруг бы он обиделся?

- Он же не дурак! (Смеется.) Нормальный человек. И мы друзья уже долгие годы. Он писал пьесы, в которых я выступал, я писал - такие, в которых выступал он.

- А у туалета этого в Праге есть реальный "прототип" или он тоже вами выдуман?

- Мне кажется, что есть. Такой, из начала 1900-х, огромный, где живут люди. Но, впрочем, это мой вариант русской пьесы "На дне", которую все знают. Когда я свою пьесу написал, я понял, что это похоже. "На дне" тоже можно было назвать "Нули", потому что все герои пьесы - такие люди, у которых ничего не вышло. Они не герои, они трагические или трагикомические фигуры. Это похоже на пьесу Горького, но только повеселее и более по-чешски.

- Насколько такое ваше участие в выпуске премьеры - обычное дело? Или тут дело в том, что ставится пьеса в России, что были "пражские события", так что вы не доверяете даже чешскому режиссеру?

- Чуть-чуть истории: как все в Чехии, в 45-м я был влюблен в русских и советских, потом наступил трагический перерыв, я стал "врагом Советского Союза". В то время МХАТ ставил мою пьесу "Дом, где мы родились", и год им удавалось обманывать, что драматург Когоут - не тот Когоут, который враг социализма. 35 лет я не порывал связи с тремя друзьями - мой переводчик Владимир Савицкий из Петербурга, Олег Ефремов и Олег Табаков, они связывали меня с Россией все эти годы. То, что я сегодня здесь, для меня - большая радость, я отношусь к этому как к восстановлению исторической справедливости. Обычно я не мешаю режиссерам, но Ян Буриан - мой друг, он уже ставил эту пьесу в Чехии и теперь попросил меня посмотреть репетиции.

- А вы действительно были врагом социализма?

- Не социализма, а псевдосоциализма. Ведь был обман, ложь, а не социализм, за который умирали поколения людей.

- А вы считаете, что возможен реальный социализм?

- Возможна, мне кажется, соответствующая социальная политика. Я живу также в Австрии, и мне кажется, что там государство заботится обо всех гражданах, именно так я понимаю социальную политику. Государство должно заботиться даже о таких вот "нулях", то есть о людях, которым просто не повезло в жизни. Социализм очень важен и нужен как постоянная корректура капитализма, которая снова и снова помогает людям жить по-человечески. Но как государственная идеология не удался ни разу.

- А какие-то политические иллюзии у вас еще есть?

- Нет, зачем? Последняя фраза в моей пьесе, фраза, которую произносит главный герой: он понимает, что полная свобода - это свобода, в которой никто не мешает, мало кто поможет и каждый живет, как хочет и умеет.

- А художественные иллюзии еще посещают вас?

- Конечно. Каждый раз, когда я начинаю писать новую пьесу или роман, я питаю иллюзию, что эта пьеса или роман окажутся самыми лучшими. (Смеется.) И каждый раз приходится соглашаться с тем, что удастся.

- Про вас говорят, что вы не чужды эпатажа в своем творчестве. Будь то откровенная эротика или что-то другое - вы эпатируете сознательно или просто "так получается"?

- Писать - это для меня не работа, но способ жизни. Я пишу, как я живу, - и наоборот.