Если бы не фактическое (пока еще не формальное) назначение Сергея Собянина мэром Москвы, главным героем недели стал бы дождевой червяк. Тверской губернатор Дмитрий Зеленин зафиксировал его в своей тарелке во время дипломатического приема в Кремле, сделал фото и выложил снимок в твиттере с ироничным комментарием.
Зеленин повел себя в соответствии с неписаными нормами Сети. Ухватил мгновение – и поделился. Создал так называемый мем, то есть образ, потенциально тиражируемый сетевым фольклором. «Успел ли червяк сфотографировать Зеленина?» – смеется Сеть.
По законам Сети совсем недавно вел себя и кировский губернатор Никита Белых, во время Госсовета жаловавшийся в твиттере на то, что коллеги без зазрения совести пользуются его идеями и наработками.
И Зеленина, и Белых поспешил одернуть Кремль. Дмитрий Медведев пристыдил Белых прямо на Госсовете, а помощник президента Сергей Приходько, реагируя на «червяка Зеленина», предложил увольнять губернаторов по причине «слабоумия».
Власть, подчас буквально выталкивающая чиновников в Интернет, похоже, немного иначе представляла себе свой «роман» с Сетью. Во-первых, ей представлялось, что личный блог или твиттер чиновника – это имиджевый ход. Во-вторых, власть полагала, что выход в Сеть частично заполнит информационные и коммуникативные пустоты, порождаемые закрытостью как modus vivendi правящей элиты. О столкновении двух системных модусов, двух логик существования – открытости Сети и закрытости власти – не думалось.
Твиттер Медведева – образец того, как власть видит себя в Сети. Сам факт активности носителя власти в этой среде должен генерировать события в медиа, и пока президентский микроблог соответствует этим ожиданиям. «Посты» президента становятся новостями, они встраиваются в любимое занятие аналитиков в России – поиск «сигналов», но при этом в информационном плане они не представляют особой ценности.
Хороший пример – запись в твиттере Медведева, комментирующая выбор-назначение Собянина: «Сергей Собянин – опытный управленец, который обладает необходимыми качествами для того, чтобы быть мэром Москвы». Минимум информации, никаких разъяснений, но при этом поддерживается само ощущение «выхода к народу», коммуникации, обратной связи.
Сталкиваясь с «червяком Зеленина», власть начинает нервничать. Включается другой механизм порождения публичной информации. Медийным становится уже не факт активности высокопоставленного чиновника в Сети, а контент, содержание его высказывания или же конфликт, этим высказыванием порождаемый. Власть перестает контролировать «выход» информации о себе.
Микроблоги чиновников, допущенных к инсайду в том или ином объеме, в том или ином виде, но реально не участвующих в формировании политической повестки дня, резонно вызывают тревогу у власти, которая не привыкла проговариваться.
Чиновник, утрачивающий благодаря вертикали власти инстинкт самостоятельного политика, помещается в ситуацию качественно иной публичности. Сеть – это концентрат критичности и сарказма, и чиновник, не обладающий весом президента или премьер-министра, вынужден играть по правилам этой публики, быть ей интересным, нравиться ей. Политика уходит в Сеть в том смысле, что прежде политическим деятелям приходилось нравиться реальной публике, чтобы добиваться постов, а теперь им, получившим посты без разговора с публикой, приходится нравиться сетевой аудитории, чтобы хотя бы отчасти компенсировать отсутствие драйва от реальной состязательности. Вместо борьбы за голоса – борьба за «френдов» и «фолловеров».
В западной прессе Дмитрия Медведева называют «завзятым блогером». Однако проникновение российской власти в Сеть регулярно обнаруживает издержки ее, власти, вертикальности и информационной закрытости.
Ольга Соловьева 
