Алексей Комнин Константин Богданов. Врачи, пациенты, читатели: Патографические тексты русской культуры XVIII-XIX веков. - М.: О.Г.И., 2005, 504 с.
В первых строках труда дается его пространное жанровое определение: "Предмет настоящей работы - патографический дискурс русской культуры XVIII-XIX вв. Под термином "патография" при этом понимается не "диагностирование" тех или иных представителей русской культуры на предмет их физического и психического здоровья, но сумма определенных, преимущественно литературных, контекстов, демонстрирующих взаимосвязь общественных представлений о медицине, с одной стороны, и о болезнях и смерти - с другой".
Что такое дискурс - в наши дни знают почти все. Утешает и то, что в книге нет популярных очерков о том, чем болел Достоевский, сколько раз в день тошнило Гоголя, как мучился раненый Пушкин и от чего преставился Некрасов. О серьезности намерений и добросовестности автора свидетельствуют список литературы, занимающий 73 страницы, и указатель имен, занимающий 22 страницы. Эти же показатели заставляют предполагать (бездоказательно, но небезосновательно), что перед нами докторская диссертация, изданная отдельной книгой.
Безусловно, болезненно-смертно-медицинский аспект - важнейшая гуманитарная составляющая любой культуры, поскольку жизнь человеческая на то и жизнь, что имеет неосознаваемое начало, процесс развития через расцвет и зрелость к угасанию и предощущаемый финал, в совокупности каковых стадий не может не формировать у человека целый комплекс сложных суждений и оценок в отношении самого себя и окружающих. И в этом отношении книга обещает быть интересной, хотя и более чем специфичной по содержанию и не всем рекомендуемой - многие подобной тематики тщательно избегают, потому что она их пугает и угнетает.
Первая часть - "Живые и мнимоумершие" - состоит из небольших главок с характерными заглавиями ("Гуморальные страсти: кровопускание и клистир", "Эстетика некроромантизма", "Преждевременные похороны: филантропы, беллетристы, визионеры" и др). Вторая часть самостоятельна, монографична и именуется "Холерные эпидемии в России: зараза, риторика, социальная мифология". Жизнеутверждающий и духоподъемный характер книги такое нагнетание не усиливает, но, повторим, перед нами исследование специальное и для праздной широкой публики не предназначенное.
Близкое знакомство с текстом приводит к противоречивому впечатлению. Задуманная автором концептуальная целостность, похоже, не состоялась. Масса цитат, в том числе обширнейших, многостраничных, на иностранных языках; масса выбранных конкретных эпизодов; широчайший охват частномедицинских гипотез и выводимых из них общеантропологических и культурологических суждений; более чем смелые обобщающие построения на основе немногочисленных фактов┘ Отражая дискуссионный сумбур вокруг медицинских и общегигиенических проблем, процарствовавший в России (и не только) более полутора столетий и основанный на чрезвычайной рискованности самой проблематики, которая вторгалась в запретные для науки области религиозного авторитета и традиции, - прекрасно отражая все это, книга в целом выглядит как подготовительный набросок к капитальному труду. Она слишком многоаспектна и фрагментарна, чтобы претендовать на законченность.
Вторая часть по отношению к первой несколько инородна, но и более органична и стройна. История холерных эпидемий в России действительно стала индикатором проявлений массовой ментальности по отношению к авторитету государственной власти. Противоэпидемические меры правительственных уполномоченных, вынужденно связанные с применением насилия к профилактируемым группам безграмотного простонародья (охраняемые войсками карантинные зоны и бараки, непонятные лечебные процедуры, еще менее понятные дезинфекционные мероприятия на водных источниках, скрытно-запретительный режим в гигиене захоронения умерших), породили в российских массах стойкое представление о "людоморах" и "погубителях христианских душ", от которого оставался один шаг до представления о "врагах народа" и "врачах-убийцах". Шаг, сделанный много позже, в середине ХХ века, но подготовленный заранее.
