Улей

В минуты раздумий и отдыха Варвара Петровна лорнировала пчелиный дом. Стеклянную пирамиду врезал десять лет тому в стену кабинета светлой памяти покойный супруг, Сергей Николаевич. Сам любил и жену приучил наблюдать насекомью жизнь. В этот полуденный час царица, из полета вернувшаяся в свою светелку, расправляла крылышки – обсушивалась. Суетилась пчелиная свита, снимая лапками с пушистого наряда госпожи невидимые глазу частички влаги. В подклете рабочие пчелы наполняли пыльцой ячеи, утаптывали старательно, запечатывали восковыми пробочками.

Между тем в уме Варвары Петровны бродили тревожные мысли. Не видать богатой жатвы: рожь почернела и перепуталась, не зерно, пух один. Если дожди зарядят – то, что есть, будет не сжать. Только гречиха уродилась. Гречишный выдался год – пчелам на радость. А вот скот гречишной соломой кормить – сыпь по шкуре пойдет, суставы опухнут. Другого корма нет, сено погнило на рядах. Значит, придется на стороне закупать. А Ваня-то, сынок Ваня – опять письмом две тысячи просит! Сочинил историю, будто пароход утонул со всем багажом. Траты, траты… Надобно, что ли, свекловицу посеять, в следующем году хоть через сахар выйти в прибыток.

– Па-асека, па-асека, а у меня есть па-асека, – загудел в бороду крепостной мужик, прилаживая отставшую от стенной панели досточку. – Двена-адцать новых ульев…

– Откуда ты эту дрянь взял? – поморщилась Варвара Петровна.

– Третьего дни офеня-персиянин напел, барыня.

– Чтобы я больше от тебя, Степан, ерунды этой не слышала, – погрозила хозяйка лорнеткой. – Да ты пил, что ли?

– Как можно, барыня!

– Ну, смотри. Меня вдругорядь проведешь, а пчелы-то учуют – не поздоровится тебе.

В кабинет заглянула Мавра, выпучила глаза:

– Барыня, какой-то франт прикатил. Знакомиться, говорит. Новый сосед, говорит. Усадьбу пообок с нашим Лутовиново в фанты выиграл, говорит.

– Поняла я, поняла!.. Ну, проси.

Гость расшаркался, заглянул одним глазком в улей, но мгновенно утратил к тому интерес. Склонился к стопке книг. На этажерке лежали «Пчела и ее воспитание», «Пасечник, или Опытное пчеловодство» и «Естественная история пчел». Варвара Петровна, выравнивая корешки, смущенно промолвила:

– Давеча пассаж случился: выписала из лавки эдицию под названием «Возроптавший улей». Оказалось, побасенки философа-англичашки. Приказала Биби, чтобы в печку бросила.

И на книгах гость не задержал внимания. Завертел головой, длинными пальцами ощупал сукно бильярдного стола, выглянул в окно. Наконец, выпятив губы, вопросил:

– В порядке ли хозяйство-с?

– Да вот развелось трутней, – жалобно произнесла Варвара Петровна. – Органически лентяев не переношу. Знаю, что они есть зло неизбежное, а…

– Нельзя ли в солдаты-с отдать? – быстро сказал сосед. – Или еще-с как-то к делу пристроить-с?

Варвара Петровна удивилась:

– У них же не пики точёны, а… Проще прихлопнуть.

– Как… прихлопнуть? – в свою очередь, опешил гость.

– Да вот, хотя бы мухобойкой. – Варвара Петровна взяла со столика мухобойку слоновой кости и шутливо хлопнула соседа по манжету. – А что? Хочу казню, хочу милую.

Гость замер, будто опасаясь пошевелить рукой, которую Варвара Петровна подвергла испытанию.

Вновь окинув взглядом улей, хозяйка непритворно вздохнула:

– За зимовлю шесть сотен издохли.

– Да это ж целый капитал! Что же вы, матушка, не накормили-с?

Варвара Петровна дернула плечом:

– Еще чего, вино да свекольный сахар на закорм переводить!.. Издохли – сами виноваты! Летом-осенью мало запасов сделали. А пособлять им – совсем разленятся. Это только кажется, что разуменья у них нет. Они просто себе на уме. Ну уж нет, у меня выживут трудолюбивые.

– Куда же вы дели-с такую-то прорву-с покойников?

– Велела поросятам в корыто высыпать.

– Шутите, матушка! – всполошился гость.

– Какие шутки! Чего добру пропадать? Свинья все сожрет, хоть старую подошву. Ох, поглядите. – Хозяйка подняла рядом с креслом гостя туза пик.

– Не мое, – с нажимом ответил сосед. – Уже лежало, когда я пришел.

– Верно, из пасьянса Биби ввечеру вывалилось. – Варвара Петровна бросила игральную карту на этажерку.

Помолчали.

– А то еще в том году повадились мои воровать чужое, – начала Варвара Петровна. – Так я, чтобы укорот им дать, приказала в харчи песку натрусить.

– Прямо в еду? Песок?.. – ахнул гость.

– Что ж такого? Чай, не люди, а скотинка домашняя.

– Скотинка?!

– Песок – вернейшее средство отучить от воровства! – воодушевленно сообщила Варвара Петровна. – Умора была! Сидели в подклете, запасы перебирали, пока не выудили последней песчинки.

У гостя желваки загуляли от скул до самых ушей.

– А не боитесь, что… побегут-с из вашего Лутовинова-с?

Огладив взглядом пчелиный терем, Варвара Петровна пожала плечами:

– Так они бегут. По весне расплодятся и бегут. Я вослед Степана с сачком посылаю. Отловит и на продажу окрестным помещикам.

Гость вскочил на ноги, резко, будто чертик из коробки.

– Вынужден откланяться, – сказал холодно.

– Степан, проводи, – приказала Варвара Петровна.

– Ты пчелица – я пасечник, а мы любим ме-ед, а мне повезе-ет, – басовито напевал дворовый, распахивая перед гостем двери. – Осторожней, ступенечка, ножки не поломайте.

Оказавшись снаружи, гость процедил в пустоту:

– Зверь-баба. Крепостница. Салтычиха! Загубит именье! Куда смотрит правительство? Уж я позабочусь… Сообщу! Сделаю доклад в нашем карточном клубе! Мы заставим!.. Пристыдим! Интеллигенция восстанет изречь слова истины, добра и красоты!

Долго еще негодовал сосед. Варвара Петровна думать забыла о посетителе и занялась делами, а тот, трясясь в бричке, все бурчал, щелкал языком и бил ребром ладони по колену – так, что едва не растерял остальные припрятанные в рукаве карты.