Евдокия Малевская – Полли в спектакле «Трехгрошовая опера».
Фото предоставлено пресс-службой театра
В театре им. В.Ф. Комиссаржевской впервые в его истории показали «Трехгрошовую историю». Спектакль по мотивам пьесы «Опера нищих» на музыку Курта Вайля поставил Алексей Франдетти.
Парой месяцев раньше тоже в Петербурге во всенародно любимом театре «Зазеркалье» прошла премьера спектакля «Игра в классики» по мотивам одноименного романа Кортасара и тоже на музыку Вайля. Минувшим летом на Дягилевском фестивале у самого Теодора Курентзиса тоже предприняли попытку поставить «Трехгрошовую оперу» Брехта в ДК Солдатова, но попытку отчаянно неудачную. Кажется, что зеленый свет жанру кабаре на большой сцене дала блистательная премьера мюзикла «Кабаре» Джона Кандера в постановке Евгения Писарева в Театре наций, состоявшаяся три года назад. Уместно вспомнить и о страстном, хлестком и динамичном спектакле «Кабаре «Брехт» Юрия Бутусова в Театре Ленсовета, который был поставлен 11 лет назад силами студентов курса Анны Алексахиной, а роль Брехта виртуозно воплотил Сергей Волков. Время кабаре, наконец, пришло, занимая все больше места в музыкально-театральной жизни, хотя и не столь повсеместно, как кому-то бы очень хотелось.
Свою «Игру в классики» режиссер Вероника Ищенко поставила прямо на сцене театра «Зазеркалье», отдав оставшуюся часть плюс закрытую оркестровую яму под зрительский амфитеатр, создав иллюзию попадания в ночное пространство парижского кабаре, эргономично оформленное Алексеем Левданским. Здесь тоже драма спорила с музыкой, и спор выходил тоже в пользу музыки, ибо как только начинали звучать шлягерные зонги Вайля, равно как и дуэты из его мюзиклов, все вопросы с балансом формы и содержания решались сами собой, да и регламент сразу выстраивался виртуозно. Камерный ансамбль театра под управлением Егора Прокопьева, эффектно расположенный в глубине сцены, как в кабаре, в сиянии неоновых огней добавлял огня в атмосферу, а зрителей делал прямыми соучастниками событий, разыгрываемых молодыми артистами «Зазеркалья». Балетмейстер Ольга Красных сумела вписать страстные танцы с модным танго, стоявшим во главе танцевальной иерархии того времени, в сокращенное пространство сцены.
Сложно поставленную задачу соединить экспериментального Кортасара с его открытым финалом и элегантного Вайля удалось решить фактически без потерь, подарив молодым актерам шанс раскрыться в драматических амплуа, какими стали роли Орасио Оливейры для Кирилла Павлова и Осипа Грегоровиуса для Кирилла Корсакова, которые блеснули в них не хуже, чем на кинопробах в Голливуде. Звездным часом стала для Марии Мукупы и главная женская роль Маги Лусии, девушки, живущей без гравитации, на крыльях мечты, а Елизавета Майданова в экстравагантной роли Бэпс и вовсе разрушила все стереотипы о себе, особенно после травестийной роли Ваньки Жукова в «Мальчиках» по Чехову, напомнив кому-то молодую Лайзу Минелли, кому-то – и вовсе Мэри Пикфорд. А троица кабаретных див, открывших спектакль подобно вагнеровских норнам в лице Анны Григорьевой, Сауле Искаковой и Анны Снеговой под водительством конферансье Перико в исполнении Андрея Матвеева, который легким движением рук и напоминанием, что «мы же в театре», гасил все опасные межличностные конфликты, сделали все для того, чтобы обречь спектакль на долгий коммерческий успех.
С «Трехгрошовой историей» история в Театре Комиссаржевской получилась презанятная. На афише премьеры нет упоминания Бертольта Брехта – есть только Джон Гей, сочинивший вместе с композитором Пепушем свою «Оперу нищего» в 1727 году и давший спустя 200 лет повод Брехту и Вайлю создать на основе ее главных сюжетных линий беспощадную «Трехгрошовую оперу», чья премьера в 1928 году была подобна эффекту разорвавшейся бомбы. Но в афише стоит имя Курта Вайля, мелодии песен которого возникли исключительно благодаря текстам Брехта, которого не утаишь, в какие бы костюмы лондонских нищих ни обряжали героев новой версии.
Алексей Франдетти взял в постановочную команду художника-постановщика Анастасию Пугашкину, выступившую вместе с Екатериной Гутковской еще и в роли художника по костюмам, а также хореографа Светлану Хоружину, соорудив декорацию во всю сцену от пола до потолка в виде стены из ящиков, разом отыграв тему забора гетто, тюремной решетки, пусть и деревянной. За этой деревянной границей, отделяющей мир лондонского дна от остального мира с закрытыми ценностями и идеалами, раскладывались и складывались разные интерьеры будь то свадьба в конюшне или тюрьма в Ньюгейте. Новая «Трехгрошовая» обнажила проблему «что делать» со стилистикой эпического театра Брехта, когда есть активнейшее действие, но допусти туда психологическую систему и театр переживания, как все стремительно расползется, утратит смысл и тонус. Есть и завораживающей остроты и эрудиции музыка Вайля, но как органично соединить ее каноны с правилами мюзикла?
Спектакль Алексея Франдетти показал, как нелегко оказаться в прокрустовом ложе одного и другого, однако сумел выйти сухим из воды, поставив интуитивно то, что хотелось и что сегодня еще можно. В его распоряжении оказался очень толковый каст со звездой мюзиклов Иваном Ожогиным во главе, который в роли бандита-аристократа Мэкки Ножа сделал очень элегантный выход за рамки музыкального амплуа, показав отличный актерский потенциал. Хотя он был виден уже и на его легендарном и непревзойденном графе Кролоке в «Бале вампиров».
Под стать Ожогину была и Евдокия Малевская в роли искренне преданной влюбленной без памяти Полли, прошивая трехгрошовое лоскутное одеяло спектакля уверенной нотой респектабельного мюзикла. Отлично отыграли свои амплуа торговец краденым папаша Пичем Александр Большаков и его непросыхающая женушка в безжалостно гротесковом исполнении Анны Вартаньян. В этой же стилистике лихо, прожужжав по-осиному, прострочила фактуру спектакля Екатерина Карманова в роли Люси. Обидно было, что так коротка роль Филча у Владимира Крылова, с которой он многообещающе начал спектакль, выслушивая инструкции Пичема по правильным манерам образцового попрошайки.
К музыкальной части спектакля вопросов в целом было много меньше, чем к драматической, в жанрово и стилистически разнообразных и тембрально щекочущих воображение аранжировках песни Вайля в сопровождении сценического ансамбля слушались на одном дыхании. Хотя попотеть над шиком и блеском этой неизящной, дурно пахнущей истории человеческого падения до коммерческого блеска еще придется. n
Санкт-Петербург


