0
2464
Газета Интернет-версия

14.06.2001 00:00:00

Путешествие профессионала

Тэги: Рождественский, Треугольники


Там на неведомых дорожках...
Александр Пушкин

Геннадий Рождественский. Треугольники. - М.: Слово, 2001, 432 с.

О неопределенности жанра своего произведения Геннадий Николаевич предупреждает сразу, в преддверии первой части: "В поисках формы для своих автобиографических заметок я избрал форму треугольника, стороны которого представляют собой рассказы об "одноименных" произведениях в области музыки, литературы и изобразительного искусства, так или иначе связанных с перипетиями моего жизненного пути. Так как каждая из затронутых тем неизбежно уводила меня в сторону от "осевой" повествования, а иной раз извилистая тропинка приводила к интересным и совершенно неожиданным, с моей точки зрения, "объектам наблюдения", я снабдил книгу специальными комментариями, которые вплетены в основную ткань ее текста..."

Добро пожаловать, или непосвященным вход воспрещен

Несмотря на честное предуведомление автора, читатель, развернув книгу, наверняка будет обескуражен: вместо хронологической канвы биографии он обнаружит эпизодические зарисовки, вместо истории профессионального становления - бесчисленные байки из истории европейской культуры, вместо семейного фотоальбома - музейный каталог, иллюстративная насыщенность которого сопоставима с красочными фолиантами собраний-гигантов - Лувра, музея Метрополитен, Далема, Эрмитажа. Да еще эти постоянные отсылки к рождественской дискографии, слабое приближение к которой позволяют осуществить шесть CD аудио-приложения. Даже обещанная "осевая" повествования ничем не напоминает столбовую дорогу жизнеописания. Скорее это лабиринт, причем лабиринт особый: нет здесь ни начального порога, переступив который читатель мог бы - доверившись народной мудрости "ищи выход там, где вошел" - смело изучать географию авторского сознания; нет здесь и того, что напоминало бы заветный просвет - куда ни глянь, всюду дорожки да боковые тропки, неизменно расщепляющиеся на все новые и новые темы и прихотливо переплетающиеся с темами предыдущими. Бермудский треугольник, да и только!

Выход первый

Впрочем, все не так страшно, как кажется на первый взгляд. Изощренная техника контрапунктного повествования - лишь флер, накинутый на ясную трехчастную композицию. Свою биографию Рождественский мыслит не только как постмодернистский коллаж, но и как классицистический триптих. Триптих не столько временной, сколько пространственный, или, если угодно, сценический: разрозненные эпизоды объединяются в одно действие лишь фоном - культурой той страны, в которой протекала гастрольная жизнь маэстро.

Повествование первой части, нежно озаглавленной "Прециоза", стартуя в Чикаго (утром - репетиция с Чикагским оркестром, в перерывах - чикагский Институт искусств), незаметно перемещается в Испанию, в общество Мигеля Сервантеса и Гарсия Лорки, которых "литературно" объединила обольстительная цыганочка Прециоза. И отныне вся первая часть буксует на испанской теме - мнение Рождественского о Национальном оркестре Испании, "могущем оспаривать звание "наихудшего оркестра в мире", его впечатления от провинциального Кадакеса и его достопримечательностей, "главная из которых - Сальвадор Дали", и т. д. и т. п., вплоть до первой кульминации, в которой маэстро разражается едкой иронией в адрес музыкальной критики (конечно же, не только испанской, изъяны этой братии - космополитичны) и вплоть до первой коды, увенчивающей испанскую тему биографическими изысканиями Рождественского относительно Доменико Скарлатти, прослужившего родной Италии только три, а мадридскому двору целых пятьдесят два года.

Выход второй

Второе действие разворачивается на территории Франции. Это хоть и не самая объемная часть рождественской трилогии, но зато самое многолюдное общество и самый щедрый зрительный ряд - плод неустанных походов по парижским букинистическим лавочкам. "Объекты внимания" все те же: профессиональные качества национальных оркестров да живопись местных музеев. Рассказ неоднороден: то он облекается в форму искрометного анекдота, то в форму энциклопедического комментария. Кому что нравится - то и читайте. Персонажи: Дмитрий Шостакович и Альфред Шнитке, Артюр Онеггер и Луи Селин-Детуш, Георгий Свиридов и Мария Башкирцева, Игорь Стравинский и супруги Сахаровы. (Кстати сказать, именной указатель в конце книги составлен автором собственноручно и с особым тщанием - он занял аж двадцать три страницы, на каждой - по три плотных столбца). Рассказы о парижском Национальном оркестре преисполнены особых эмоций: в 1986 году маэстро оказался беззащитен перед профсоюзным уставом французских музыкантов, согласно которому каждый оркестрант имеет право не приходить на репетицию или даже на концерт, если найдет себе замену - катастрофа для интерпретаторского замысла! - а также перед привычкой музыкантов выяснять отношения между собой "с применением мебели" и безнаказанно опаздывать на начало выступлений. Негодование Рождественского, не позволившего начать концерт за отсутствием валторниста (тот как раз в это время досматривал футбольный матч Франция- Италия) и отправившего по этому поводу открытые письмо в "Ле Монд" и "Фигаро", осталось неразделенным. Национальное чувство французских журналистов взяло вверх!

Выход третий

А вот сам Рождественский какого-либо шовинизма начисто чужд. Он европеец, а еще точнее - космополит, если понимать эти космополитические наклонности по-европейски - как чувство единства культурного наследия. Потому-то его рассказы о профессионалах "высшего класса" - Шостаковиче, Шнитке, а в третьей, "английской", главе - о сэре Томасе Бичеме и Джоне Таверне - завораживают искренним, ненатужным почитанием, которым автор окружает своих героев.

Кстати, третья глава вообще лоснится здоровым аристократизмом духа: писательница Вирджиния Вульф и поэтесса Эдит Ситуэлл, композитор Сэсил Грей и дирижер Генри Вуд, художник Морис Санд (сын писательницы) и русский художник-декоратор Павел Челищев - все они оказываются связанными одной цепью авторской любознательности. Кроме того, в этой главе Рождественский любезно вводит своих читателей в дома и местности, в которые даже при внешнем демократизме общественного устройства простым смертным вход заказан - например, в оперный театр Глайнборн. На спектакли этого в буквальном смысле "деревенского" театра билеты распродаются на два-три года вперед. "Их покупают богатые люди, для которых посещение Глайнборна не исчерпывается "меломанством", это важное "социальное мероприятие", и "обставлено" оно соответствующим образом. Форма одежды: для дам вечерние платья (чем экстравагантнее - тем лучше!), для мужчин фраки и смокинги. Явка на "мероприятие", по крайней мере, за час до начала спектакля. Почему так рано? Потому, что в случае хорошей погоды на лужайке перед театром (Боже! Как подстрижена там трава!) происходят пикники. Едой и выпивкой (под этим понятием в основном подразумевается самое дорогое французское шампанское) посетители обеспечивают себя сами, привозя всю снедь в старомодных плетеных корзинках. Вкушающие сидят прямо на земле (дикие люди!), в крайнем случае подстели под себя шотландский плед..."

Тутти

Ну а что же сам маэстро? Не провел ли он своих читателей, преподнеся им вместо исповедально-лирического соло своеобразную "симфонию Тысячи", в которой причудливо перемешались имена очень громкие и совершенно неизвестные, обрывки профессионального кредо и скупые намеки на тайну мастерства, ничего не говорящие подробности быта и качественно воспроизведенные туристические трофеи: открытки, буклеты, фото, марки, гостиничные визитки, автографы, нотные обложки, гуаши и акварели - словом, все содержимое его архива? Итак, зададимся вопросом, не скрылось ли истинное лицо вдохновенного музыканта за образом страстного коллекционера и маской дотошного архивариуса? Наверное, все-таки нет. Наверное, Геннадий Николаевич просто принадлежит к такому типу людей, которые обретают свой внутренний мир через нахождение гармонии во внешнем мире, осознают свою личность объединяя необъединяемое и связуя несвязуемое. В конце концов, ведь и профессия нашего автора - дирижер.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Попытка монетизировать защиту окружающей среды как признак агонии западного мира

Попытка монетизировать защиту окружающей среды как признак агонии западного мира

Дмитрий Гусев

Глава “Роснефти” на Веронском форуме рассказал, кому выгодна политика форсированного энергоперехода

0
790
Байкал готовится к натиску туристов

Байкал готовится к натиску туристов

Владимир Полканов

Развитие инфраструктуры и контроль над потоками отдыхающих позволят обезопасить экосистему озера

0
1164
Андрей Фомин: «С Максимом Никулиным мы не конкуренты»

Андрей Фомин: «С Максимом Никулиным мы не конкуренты»

Елизавета Авдошина

В Москве готовится к открытию «Театр на Цветном»

0
1252
В Москве пройдет финал премии детского и юношеского танца

В Москве пройдет финал премии детского и юношеского танца

НГ-Культура

0
1214

Другие новости