Человек, который был Гулливером

Для начала - прижизненный мартиролог писателя:

1924 год - издательство "Денница", принявшее книгу писателя, закрывается. "Сказки для вундеркиндов" не выходят.

1925 год - "Межрабпромфильм" отвергает сценарий "Возвращение Мюнхгаузена".

1928 год - попытка выпустить одноименную повесть (не удалась). Цензурой остановлена книга "Собиратель щелей".

1929 год - завершена повесть "Красный снег" (рукопись не найдена). Написана комедия "Условность в семи ситуациях" (не поставлена). Закончен сценарий фильма "Праздник святого Йоргена" (автор в титрах не указан).

1933 год - издан путеводитель по Москве для иностранных туристов (не разыскан). Подготовлено собрание сочинений Шекспира для издательства "Academia" (издание не осуществлено). Работа над старым сценарием "Нового Гулливера" (автор в титрах не указан).

1934 год - цензурой остановлена книга новелл, подготовленная Госиздатом. Работа с несколькими театрами над постановкой пьесы "Поп и поручик" (не состоялась).

1936 год - инсценировка "Евгения Онегина" для Камерного театра Таирова (постановка не осуществлена).

1937 год - написана пьеса "Тот третий" (не поставлена).

1939-1941 годы - подготовка книги "Неукушенный локоть" (выходу книги помешала война). Составлен сборник рассказов (отклонен Госиздатом).

"...Я думаю, что сочинения гр. Кржижановского едва ли найдут издателя. А если и найдут такового, то, всеконечно, вывихнут некоторые молодые мозги, а сие последнее - нужно ли?"

Это, "всеконечно", Горький образца 1932 года, когда ему подсунули для протекции рассказы писателя. Отзыв был убийственным, а потому об издании сочинений можно было не думать - что писатель и сделал. "Пусть" - махнул он рукой в письмах Анне Бовшек. Но этих "пусть" оставалось мал мала меньше.

Судьба вообще была к нему особенно внимательна: за свою жизнь он успел написать фантастически много - и, что самое важное, много разного. И все это множество - слава Аллаху - почти целиком сохранилось: в столах, корзинах и ящиках. Во времена "украденного воздуха" он оказался человеком Ренессанса - визионером и плотником, книжником и поденщиком, в общем - мастером на все руки. Только в одних записных книжках - "чужих тем" на три толстовских собрания! А вот поди ж ты - не выдержал, после войны замолчал - бросил, устал, надоело. Кончились и "пусть", и "ладно", и "черт с ними".

"Сегодня, 28 декабря 1950 года, умер Сигизмунд Доминикович Кржижановский, писатель-фантаст, "прозеванный гений", равный по дарованию Эдгару По и Александру Грину", - записал Георгий Шенгели в дневнике. Но судьба, повторяю, была слишком внимательна к нашему автору. Он не умер - он исчез, затерялся, стал окончательно "чуждым": могила его до сих пор не найдена!

"С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность", - написал как-то Сигизмунд Доминикович - и был страшно прав. И Борхес, и Ландольфи, и "Четыре с копейками" Кейджа, и фантазмы Цветана Тодорова - все уже было: в его новеллах, рассказах и повестях. В унисон с Кафкой писались его притчи, а Набоков только размазал и шахматную тему, и тему двойничества, и финт с подзеркальником.

Основной прием писателя - вообразить цифровое и оцифровать образное. Отсюда - главная тема Кржижановского: "нелюбовный" треугольник - вещь, ее имя и ее смысл. Размышляя над этими предметами, оживлял он метафоры, переписывал Свифта и буквально - по-платоновски - понимал современные тропы. Он был естествоиспытателем от литературы, Шенбергом прозы. Сталкивал вещь с именем, а имя - со смыслом, то отчуждая, то приближая друг дружку, как Мандельштам в "Грифельной оде". Недаром его излюбленный жанр был - новелла: эксперимент против изложения, гремучий mix вместо последовательности сюжета.

Собственно, его "вечный" гений писал в соавторстве с сиюминутным временем, закладывая таким образом фундамент будущего. Недаром отец всех матерей усами учуял кржижановскую эсхатологию в ложных декорациях Канта и Гофмана. Между тем перед Горьким в тот август лежал уникальный литературно-визионерский эквивалент реального распада, разлада и отчуждения - вещи от имени, смысла от вещи, имени от смысла.

"Человек человеку - бревно", - сказал Сигизмунд Доминикович, и эта - вторая, бревенчатая и щелястая - реальность ощелилась со временем и на него: тенями на заднике советской мистерии.

Прошлое сгинуло, в настоящем - сплошная теория относительности: зря, что ли, выбрал он себе в герои нового Гулливера, который странствует во времени (имя), в пространстве (вещь), и в сущности (смысл)? Будущее - все, что ему оставалось, ему, собирателю щелей, теней и парадоксов.

"Живи, как пишешь" - этот завет русской литературы он выполнил одним из первых и до конца, став щелью, тенью и призраком при жизни, став классиком сейчас - "при будущем".

Урок и подвиг Кржижановского прост, актуален и почти недостижим - особенно в наше время книжного перепроизводства. Он - идеальный пример и доказательство того, что судьба сама знает, как распорядиться словом, воплощать ли его в вещь и наделять ли эту вещь смыслом.

Главное условие - не суетиться, не шаркать и не стучать по паркету. Ведь, по словам Кржижановского, "правильно построенный талант - это непрерывно удерживаемое равновесие между данным извне и отданным вовне, вечное колебание чаш, взвешивающих на себе, оттуда и туда, "мне" и "я". И поэтому талант - это не привилегия и не дар свыше, а прямая обязанность всякого согретого и осиянного солнцем, и отлынивать от повинности быть талантливым могут только метафизически бесчестные люди, какими, впрочем, и полнится земля".