Человек на остановке

Где ты, золотая рыба удачи? Константин Коровин. Натюрморт с рыбами. 1930. Ярославский художественный музей

Как-то раз, еще в конце 90-х годов прошлого века, я в грязный весенний день, полный белых снежных покровов, похожих на давно не менянное небом неопрятное постельное белье, вышел из автобуса на остановке «1905 года». Люди черными тенями, казалось, валялись в этом снежном белье и скользили по нему в тщетной надежде приподняться, но вновь падали в эту мартовскую грязь как прокаженные.

Вдруг в тот момент, когда я обходил лужу, со скамейки автобусной остановки приподнялся мужчина и направился ко мне. Его фигура на фоне бедного, крытого сверху и открытого с боков остова остановки выглядела еще более убитой. Светлый запачканный мятый плащ, давно потерявшие вид ботинки и неприбранная шевелюра мужчины – все это приблизилось ко мне и спросило:

– Мне кажется, мы где-то с вами встречались, но никак не могу вспомнить, где?

Мне тоже его образ показался знакомым, но в тот же миг я подумал, что, возможно, так мне только кажется, потому что его образ был уж очень растерзанный жизнью и созвучен моему нынешнему состоянию: в тот период сам себе я казался безвестным ученым и непризнанным писателем, походившим на разваливающегося прямо на людских глазах неудачника.

– Нет, не припомню, – ответил я растрепанному человеку и для убедительности недоуменно пожал плечами.

В сером плаще небритый помятый человек отступил от меня в своих стоптанных ботинках, и я увидел, что его старые в черно-серую полоску брюки очень загрязнились по нижней кайме – и он, шлепая ботинками по безрадостной грязи, пробормотав «странно», побежал к подъехавшему троллейбусу.

Нет, не припомню, снова подумал я, хотя мне вновь показалось, что этого человека я где-то уже видел поближе, и даже с ним говорил на какую-то интересующую нас общую тему – и наш разговор гребенкой какое-то дело расчесывал, чтобы все в нем было ясно и понятно, но больше ничего не мог вспомнить…

Вскоре, сделав пересадку на остановке, я ехал в маршрутке и бездумно смотрел в окно. За стеклом дневной луч постепенно гаснул, и синяя тьма бесчисленной армией окутывала коробки домов. Я смотрел то на дома, то на грязную дорогу, и вдруг меня осенило – я вспомнил, где видел повстречавшегося мне на остановке человека.

Память рыбой всплыла, и я наконец-то сумел поймать за жабры тот случай, когда мы встречались с этим человеком. Тогда, несколько лет назад, я подрабатывал тем, что от одной фирмы развозил по магазинам и сдавал им на реализацию различный товар. Однажды, когда я вечером приехал в один из таких продуктовых магазинчиков, находившийся в престижном районе Белого Озера, в то время, когда мы с товароведом оформляли партию печенья, из одного из пахнущих заплесневелой сыростью подсобных служебных помещений в комнату вплыла блестящая, с огромными сытыми жабрами рыба. Конечно же, это была не рыба, а хозяин магазина, приехавший к концу рабочего дня снять кассу. Прекрасный синий костюм, черные сияющие ботинки, большая густая шевелюра на голове аккуратно уложена в дорогой львиный ореол, дополнительно окруженный ароматом причудливых духов. Наверное, из-за этой львиной шевелюры мне потом и начало казаться, что тот наш деловой разговор напоминал расческу. И сейчас, сидя в автобусе, я вдруг взял и соединил тот вспомнившийся мне мощный львиный образ с расплющенным в тонкий дрожащий лист видом встреченного мной на остановке человека – и понял, что это одно и то же лицо!

Похоже, льва растерзали жизненные обстоятельства, бизнес у него рухнул, и он превратился в полубритого разрываемого штормами моряка, давно потерявшего остров благополучия и роз. И здесь, в этом нашем море беспокойства и неурядиц, ему никак не попадалась рыба удачи, в которой после ее разрезания наверняка нашлись бы реки и озера, в которых, в свою очередь, водилось много золотой и серебряной рыбы. Пусть и мелкой рыбы, но способной облагородить жизнь человека ярким бисером, похожим на мелкую кольчугу, защищающей от непредвиденных ударов судьбы и косых сабельных взглядов. Но на этом человеке не было кольчуги, его покрывала болотная тина. Конечно, покрывала не в прямом смысле: просто так казалось, когда этот человек из-под своего морщинистого лица поднимал веки и словно не мог их удержать под гнетом забот, опуская их вниз под свои ноги, по локоть увязшие в трясине российского бытия.

Я ехал в автобусе и смотрел в окно. Да, я вспомнил этого человека и его небольшой магазинчик. Похоже, теперь магазинчика нет – он кораблем разбился и затонул, оставив своего капитана обреченно день ото дня мыться в тесной ложке дегтя. Но никак из той ложки невозможно было выбраться в райский мед света и радости.

Потерявший корабль-магазинчик капитан бесполезным неряшливым обломком бился с жизнью возле автобусной остановки. И только его некогда бывшая львиной шевелюра безобразно развевалась над испещренным страдальческими волнами лбом. Человек походил на потерявшего корабль моряка, долго скитавшегося и не находившего себе места. Мне даже на мгновение показалось, что это не автобусная остановка с жесткой скамейкой, а небольшая забегаловка-трактир. И тот человек хоть и стоял на ногах, когда ждал автобус, но казалось, что он лежал в пьяном угаре и рыдал, по каменным каплям собирая свой очаг, в котором розою горела соль, собранная со всех морей и океанов в одной черной ложке российской глубинки.

Томск