В песне должна быть драматургия

Песня из фильма «Пассажир с экватора» в исполнении Елены Камбуровой на долгие годы стала ее визитной карточкой. Фото пресс-службы Театра музыки и поэзии

Несмотря на юбилейные цифры – 60 лет творческой деятельности – народная артистка России Елена Камбурова была и остается главной «гарантией качества» спектаклей своего камерного Театра музыки и поэзии, играет в половине репертуара и продолжает помогать «братьям меньшим». О том, какой театр нужен сейчас людям и что первично для нее самой в выборе репертуара, с Еленой КАМБУРОВОЙ поговорила Татьяна ПЕЧЕГИНА.

– Елена Антоновна, есть ли у вас какое-то мерило соответствия спектакля пространству вашего театра? Много ли песен и спектаклей не проходили ваш «фильтр»?

– В первую очередь мне важно, чтобы в основе песни была хорошая поэзия, настоящие стихи, а не ширпотреб. У нас так повелось традиционно еще с песенных вечеров по произведениям Булата Окуджавы, Юрия Левитанского, Давила Самойлова – это же великие, прекрасные поэты, их имена говорят сами за себя. Что же касается музыки – она должна давать крылья стихам. Но какая бы прекрасная музыка ни была – если в песне никакие слова – я это спеть не смогу. А вот если стихи хорошие, а музыка не очень – ее можно чуть-чуть «приподнять» исполнением, аранжировкой. Поэтому литературная составляющая для меня всегда была и есть самая важная.

А как худрук я, к сожалению, очень мягкий человек. Правда, если мне что-то совсем не нравится – на компромиссы не иду. Например, в работе над спектаклем «Снился мне сад» была ситуация, когда постановка фактически была готова, но мне настолько не понравился результат, что я категорически сказала – так не пойдет! А было сделано очень много… Но это, пожалуй, единственный раз такого категорического неприятия. И еще однажды я не приняла пьесу, которую сама же попросила написать Вадима – к сожалению, она мне тоже не пришлась по душе. Несмотря на всю мою мягкость – если материал не по мне, если не нравится, не ложится – я совершенно откровенно говорю автору: «Извините, но это не мое, ничего не могу поделать». Тут уже главные подсказчики – только моя интуиция, чувство стиля, понимание, что такое хорошая поэзия, а что нет.

– То есть компромиссам – категорическое нет?

– Категорическое. Потому, что все это отражается на нашем театре. Многие зрители ходят к нам годами, а то и не один десяток лет, знают все спектакли и привыкли, что материал всегда на высоком уровне. Они будут неприятно удивлены, если мы позволим себе хоть в чем-то снизить планку. Самое важное, чтобы в наш театр не проникли грубость и пошлость, чтобы нас вели только добрые помыслы и светлые решения. Все это формирует душу человека: «совесть, благородство и достоинство – вот оно святое наше воинство…», как пел Булат Окуджава.

В мою бытность артисткой «Москонцерта» меня однажды позвали выступить с песнями Новеллы Матвеевой к студентам, но неверно рассчитали время концерта – моего репертуара Матвеевой хватало лишь на половину отведенного времени. И мне пришлось начинать с других – простеньких и легких песен. Но зрители-то пришли слушать настоящую поэзию – и довольно быстро дали мне это понять. Урок я запомнила на всю жизнь – на сцене компромиссы невозможны. Выбор репертуара не может быть случайным.

– И как вы выбираете свой репертуар?

– В основном я выбираю песни из тех, что уже написаны – причем смотрю в первую очередь именно на поэтическую составляющую. А иногда бывает, что мне нравятся стихи, а музыки для них еще нет – тогда я прошу Олега Синкина ее написать. Одна из таких песен – совершенно чудесная – дала название моей сольной программе. Это «Великая нежность» на стихи Ханса Берли.

– Насколько ваш первый репертуар отличается от нынешнего?

– Когда на радиостанции «Юность» я записала песню Кирилла Акимова «Я тебя не люблю», после эфира на мое имя стало приходить много писем, стало понятно, что легкая эстрада – это легкий способ стать популярной. Но это не мое – уже тогда не было моим.

Началом формирования именно моего настоящего репертуара можно назвать знакомство с песнями Новеллы Матвеевой. Это настоящая поэзия – то, что я до сих пор ценю больше всего. Интересно, что сама Матвеева мое исполнение ее песен приняла не сразу – например, «Какой большой ветер» я пела очень экспрессивно, темпераментно, меня захватывал этот порыв. А она исполняла ее очень сдержанно.

Однажды в гостях я услышала записи Булата Окуджавы, и в моей жизни – не только творчестве – началась новая эпоха. Которая, кстати, продолжается по сей день – поэзия Булата была и остается моей главной системой координат.

В этом же году я попала на московский концерт Жака Бреля и была покорена его темпераментом, самоотдачей и актерской работой – тем, что мне было так важно с самого начала! Я поняла, что песни Новеллы Матвеевой, Булата Окуджавы, а позднее и Жака Бреля позволят мне состояться как актрисе – не только в силу жанра, но потому, что в них есть драматургия.

– Какой театр нужен людям сейчас? Что он должен давать?

– Он должен давать понимание, что главное в жизни – доброта и свет. Жизнь должна быть не такой, какая она сейчас, в ней не место насилию ни в какой форме. Доброта должна быть абсолютно во всем.

– Наверное, поэтому поклонники и называют ваш театр «островком духовности»…

– Духовность – это особое состояние. Я бы скорее сказала, что нам удается все эти годы сохранять душевность, интонацию доброты. Очень хочется продолжать создавать спектакли, в которых господствовала бы добрая интонация, которые вдохновляли бы зрителей на хорошие дела. К сожалению, в значительной части современной поэзии и драматургии многое направлено на разъятие, а не на созидание. А это – атрофия души. Тем важнее, чтобы в нашем театре появлялись добрые спектакли – такие как, например, посвящение Булату Окуджаве «Капли Датского короля», который в сентябре мы сыграем в 700-й раз! Знаете, Владимир Высоцкий очень хорошо сказал, что не боится петь «жесткие» песни – ведь можно показывать этот мир жестко, но делать это как протест против жестокости, а не ее воспевание.

– У вас в театре действительно особая атмосфера – теплая, домашняя – даже просто в фойе. Как удается ее сохранять на протяжении стольких лет?

– У нас невероятная команда. Перечислить на страницах газеты всех, конечно, невозможно, но очень бы хотелось! В первую очередь это, конечно, два наших главных творца – музыкальный руководитель театра, блестящий аранжировщик и композитор Олег Синкин, музыка которого украшает многие наши спектакли; и удивительный режиссер Иван Поповски, который с нами с начала 2000-х – Ваня создает постановки невероятной красоты, очень тонко чувствует эстетику. Его недавняя премьера «Петербург – Петроград – Ленинград» очередное тому доказательство.

– Что вы читаете и слушаете сейчас?

– Перечитываю роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», а слушаю своих любимых Моцарта и Рахманинова – они неизменно прекрасны, независимо ни от чего.

– Почему не устаревают сказки?

– Потому что сказки – потрясающий пример того, что такое зло и несправедливость, а что такое добро. Посредством их ты глубже осознаешь, что есть жизнь. На самом деле, это серьезный жанр – они дают людям понимание главных человеческих ценностей.

– Как вам кажется – сейчас мы в ладу с природой?

– К сожалению, нет. Для меня природа – вообще самое главное, она основа всего, я за нее очень болею. А сегодня массово уничтожаются леса, про жестокое обращение с животными уж не говорю… Как я люблю деревья! Готова обнимать каждое дерево! Как писал Николай Гумилев:

«Я знаю, что деревьям,

а не нам

Дано величье совершенной

жизни,

На ласковой земле, сестре

   звездам,

Мы – на чужбине, а они –

в отчизне».

– Вы окончили эстрадно-цирковое училище, а как относитесь к животным в цирке?

– К этому у меня очень сложное отношение – мне их безумно жаль, потому что понимаю – для того чтобы добиться результата в дрессуре, практически всегда нужно проявлять жестокость. Животные в этой сфере всегда – товар, к которому абсолютно потребительское отношение. Когда-то я сказала, что, если мне и нужна популярность – то именно для того, чтобы иметь возможность помогать животным.

В моем детстве всегда было огромное количество кошек и собак – мы играли с ними во дворе, ухаживали, подкармливали. Мне никто никогда специально не говорил, что их надо защищать, заботиться – просто, наверное, откуда-то свыше мне даны эта любовь к живым существам, жалость, сострадание. И отношение к животным часто является мерилом того, какой человек на самом деле. Конечно, не все, кто любит животных, по умолчанию хорошие люди, но всякий, не любящий животных, как правило, очень сухой, жесткий, рациональный человек. Именно поэтому практически все талантливые актеры, художники, творческие личности к животным неравнодушны.

– Недавно вы сыграли премьеру спектакля «Мой клоун», который вырос из вечера памяти Леонида Енгибарова. Почему сейчас эта атмосфера ностальгии по 60-м оказалась такой актуальной?

– Имя Лени Енгибарова для меня очень значимо. Нам было отведено короткое время вместе, но подружиться мы успели настолько, что до сих пор тепло этой дружбы меня греет. Он не был похож ни на кого – гений, клоун-романтик, Енгибаров фактически создал новое направление в цирке – поэтическое. Возможно, еще поэтому мне это так близко. Он, кстати, часто говорил о себе, что он гений – и это не воспринималось, как хвастовство, скорее как что-то по-детски наивное. И ушел Енгибаров, как гениальный Пушкин, в 37 лет – как сам себе и напророчил.

В спектакль мы вложили всю свою любовь к нему – режиссер Игорь Жигалов сам цирковой артист, знает этот жанр изнутри. Он привел своих замечательных коллег – на сцене нашего театра впервые выступают эквилибристка, акробат, профессиональный клоун. Олег Синкин и наши актрисы-певицы создают очень точное музыкальное обрамление всей этой истории. Вообще мы как-то очень этим все прониклись…

Сейчас, как мне кажется, как раз не хватает именно такой атмосферы в театре – доброй, светлой, беззлобной, поэтической. Может быть, даже немного наивной…