Куда музыка заведет

На звуки дудочки падки не только крысы, но и дети. Братья Ленен. Деревенский дудочник. 1642. Институт искусств, Детройт

Поэма «Крысолов» (по определению самой Цветаевой, «лирическая сатира») была начата в чешской деревне Вшеноры, предместье Праги, а закончена в Париже. Писалась она с марта по ноябрь 1925 года. Печаталась отдельными главами в пражском эмигрантском журнале «Воля России» на протяжении целого года – подобно роману «с продолжением».

Это случай в нашей словесности не типичный, но и не уникальный. Пушкин своего «Евгения Онегина» писал восемь лет, отдельные главы («песни») издавались по мере готовности. А поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» создавалась в общей сложности тринадцать лет и печаталась главами в журналах «Современник» и «Отечественные записки».

Правда, при всем пиетете к Марине Цветаевой, поэму ее трудно поставить в ряд с монументальными созданиями Пушкина и Некрасова. Да и в рамках собственно цветаевского наследия «Крысолова» трудно счесть безусловным шедевром: поэма получилась переусложненная и неровная. Дмитрий Святополк-Мирский писал в рецензии: «На тех, кто любил Марину Цветаеву... последние ее поэмы, написанные за границей, производят в большинстве случаев впечатление странное и неприятное... Они чувствуют себя обманутыми. Они жалуются на «непонятность» и «надуманность» этих новых стихов и с сожалением вспоминают о «простоте» и «непосредственности» прежних». И далее Мирский пишет об эволюции романтизма Цветаевой, о языковом богатстве поэмы и о сатирической ее начинке, придающей поэме «сухой и жестокий тон».

Как бы то ни было, «Крысолов», несомненно, значительное произведение – как для творческой биографии Цветаевой, так и для политической обстановки своего времени. Кроме того, очень интересен миф, лежащий в его основе.

Политика и поэтика

Сюжет поэмы основан на германской легенде, известной и в соседних странах. Город Гаммельн (правильнее Гамельн, но у нас часто пишут, вслед за Цветаевой, двойное «м») населен богатыми торговцами. Внезапное нашествие крыс ставит процветание бюргеров под угрозу.

Бургомистр объявляет: тот, кто избавит город от крыс, станет мужем его дочери Греты. Является незнакомец с флейтой, он зачаровывает крыс своей музыкой, уводит из города и топит в реке. Но когда Крысолов требует руки Греты, бургомистр ему отказывает. Тогда Крысолов является вновь, завораживает тем же способом всех гаммельнских детей и уводит их вместе с Гретой в глубь городского пруда.

По сравнению с традиционными вариантами легенды Цветаева вносит в сюжет некоторые новшества. Нашествие крыс (по слухам, «из краев каких-то русских») изображается как бунт голодных и месть бесправных. Крысиный язык изобилует революционными лозунгами: «Коль не бос – кровосос, / Коль не бит – паразит», «Не потел – так не ешь», «Не потел – под расстрел».

Но в результате нашествия крысы завоевывают главные позиции в городе и сами становятся сытыми самодовольными бюргерами. В СССР в 1925 году как раз наблюдался «угар нэпа». Мимоходом высмеивается советская мода на аббревиатуры: Главглот, Главблуд, Главсвист, Главхвост, Наркомчерт, Наркомшиш и пр.

Крысолов уводит крыс из города, соблазняя их завоеванием богатой Индии. В 1920-е Индия считалась ключевым плацдармом мировой революции. Наркомвоенмор Троцкий планировал «великий красноармейский поход для освобождения Индии». Неудивительно, что в фигуре Крысолова усматривали пародию на Льва Троцкого – самого харизматического и красноречивого из советских вождей.

Однако Ефим Эткинд считает прообразом главного героя скорее Владимира Маяковского, признанного поэта революции. Действительно, многие строфы поэмы Цветаевой пародируют или имитируют рваные ритмы Маяковского, его пристрастие к раздробленному синтаксису, к нагромождениям односложных слов («Гриб. Грабь. Гроб. Груб»; «Дней бык пег… Наш бог бег» и т.п.).

В тексте поэмы можно усмотреть влияние и других футуристов. Экзотизмов Хлебникова. Суггестии Пастернака. Нарочитой невнятицы Крученых. Каламбурных приемов Асеева. Мифологических штудий Бенедикта Лившица. Но в поэме столь же явственно различимы и частушечные ритмы Корнея Чуковского («Крокодил») и Александра Блока («Двенадцать»).

Поэма носит отчасти макаронический характер. Немецкие изречения, идиомы и девизы обильно вплетаются в ее ткань и щегольски зарифмовываются. Это производит эффект слегка комический – как у Алексея К. Толстого в «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева». Кроме того, в тексте встречаются англицизмы и галлицизмы, античная и церковная латынь.

Цветаева не считала свою поэму чисто сатирической. В бумагах ее есть и наброски философско-мифологических толкований: «Озеро – вроде Китеж-озера, на дне – Вечный Град, где дочка бургомистра будет вечно жить с Охотником». Но в окончательном тексте поэмы этого мотива нет.

Многоликий Крысолов

Миф о Крысолове исследовал Ефим Эткинд в фундаментальной статье «Флейтист и крысы» (1992).

В ранних источниках о крысах речь не заходит. Люнебургская рукопись (1284) говорит о музыканте, молодом и нарядном, который прошел через город, играя на серебряной флейте, и все дети последовали за ним как завороженные. Похожую историю рассказывает и бургомистр города Бамберга, который в 1553 году оказался в Гамельне в числе заложников. Дудочник якобы сказал, что через 300 лет вернется и снова заберет детей. Его ждали в Гамельне к 1584 году.

Привычную форму этот сюжет получает в «Циммерновой хронике» (ок. 1566). Странствующий школяр взялся увести из Гамельна крыс за несколько сотен гульденов. Играя на дудке, он увлек за собою крыс и запер их в горе Коппельберг. Но горожане платить отказались. Тогда музыкант ушел, но явился снова, собрал всех детей «моложе восьми или девяти лет» и увел их к той же горе, которая отверзлась и всех поглотила.

В вариантах легенды дети, уведенные Крысоловом, пройдя сквозь гору, оказываются в колдовской стране Трансильвании, где остаются жить. Варианты с утоплением крыс в реке Везер также известны. Но принципиальной разницы между рекой и горой в этих сюжетах нет. Земные недра и водные пучины – одинаково хтонические и потусторонние пространства.

Историки возводят легенду о Крысолове к вербовщикам, зазывавшим молодых немцев в Богемию для работы на серебряных рудниках. В Нижней Австрии историю Крысолова связывали с городком соледобытчиков Корнойбургом. Похожие истории рассказывали в Бранденбурге, в Нойштадт-Эберсвальде, на острове Умманц и др.

Известен этот сюжет и во Франции, и в Ирландии. А также в Абиссинии, где злые демоны Хаджуи и Маджуи ездят на козлах, играют на дудках и уводят из деревень детей, чтобы их убить. Причем сопротивляться их музыке невозможно.

В Германии известна народная песня о Крысолове (входит в сборник Арнима и Брентано «Волшебный рог мальчика», 1803). А также баллады, песни, литературные сказки, пьесы, использующие тот же сюжет (Гёте, Эйхендорф, Гейне, Карл Зимрок, Эммануэль Гейбель, Вильгельм Раабе, Карл Цукмайер, Бертольт Брехт и др.).

Сюжет о Крысолове использовали также Роберт Браунинг, Сельма Лагерлёф, Гийом Аполлинер, Джанни Родари, Мартин Макдонах. А в нашем отечестве – Александр Грин (рассказ «Крысолов»), братья Стругацкие (повесть «Гадкие лебеди» и роман «Хромая судьба»), Иосиф Бродский (глава из поэмы «Шествие»).

Выделим также музыкальные версии. Оперы на тот же сюжет сочинили Виктор Несслер, Адольф Нойендорф, Николас Флагелло, Марк Альбургер, Джордж Бенджамин. Известны также «композиция для тенора и баса в сопровождении хора и оркестра» Губерта Перри и романс Сергея Рахманинова на стихи Валерия Брюсова.

Аполлон и мышь

Крыс и мышей древние мифы плохо различают – так же как волка и собаку, ворону и ворона, жабу и лягушку. Крысы и мыши наносят одинаковый ущерб хозяйству, связаны с землей и недрами, быстро размножаются и могут устраивать нашествия.

Исследователи сравнивают Крысолова с Аполлоном Сминфием («Мышиным»). А также с нордическим богом Одином, не чуждым изящным искусствам. Но связь Крысолова с покровителем муз Аполлоном все же прочней: ее обеспечивают и мыши, и музыка.

Сминфий – древний эпитет солнечного бога Аполлона: к мышам обращались за прорицаниями в его святилище, пишет Роберт Грейвз. Эпитет Сминфий впервые встречается у Гомера (Илиада I. 39). Гомеровские схолии поясняют его смысл: мыши опустошали поля Хрисы в Малой Азии, Аполлон уничтожил их, указывает Николай Гринцер.

В иранской мифологии злокозненная Муш также вступает в конфликт с солнечным богом Митрой, но позднее они заключают союз. В этой связи интересны иранские духи женского обличья – пери. Одна из них в образе летучей мыши пожелала затмить свет солнца и луны, но была побеждена солнцем. Другая пери в образе крысы считалась демоном чувственности.

Связь солнца и мыши заметна и в русской сказке «Репка». В желтой репке нетрудно опознать солнечный символ, а в суетливом кортеже из людей и животных – ритуал освобождения светила из новогодней темницы. При этом мышка играет в сюжете вызволения солнца решающую роль.

Гора рождает мышь

Сюжет о горе, родившей мышь, отсылает нас как к баснописцам Эзопу и Федру, так и к античному географу Страбону, который называет мышей «землерожденными». Поздняя версия этой мифологемы найдется в стихах Льва Лосева: «Многоочитая, как ахиллесов щит, / В лопнувших жилах рудных входов, / Гора отдыхает от трудных родов. / Новорожденная мышь пищит».

В XIV округе Парижа есть парк Монсури, его название означает «Мышиная гора». Горы там никакой нет, но парк разбит на месте старых каменоломен. В 1770-х годах в их катакомбы был перенесен прах шести миллионов погребенных с парижских кладбищ.

В 1908–1912 годах район Монсури был центром большевистской эмиграции в Париже: здесь жили Ленин и Крупская, Инесса Арманд, Каменев, Зиновьев, Луначарский и др. Ленина в ту пору обвиняли в узурпации власти над партией социал-демократов, так что сюжет Крысолова актуален и для Монсури. Впрочем, нельзя сказать, что гора эта родила мышь.

Можно привести китайские и индийские вариации того же сюжета, но это будет напоминать уже самодовольный парад эрудиции.

Мышь, музыка и мистика

В мышь может превращаться жена Громовержца и ее дети. Немецкая горная нимфа фрау Холле, славянская языческая богиня Мокошь и христианская Параскева Пятница связаны с мышью, у болгар праздник св. Петки (Пятницы) именуется «мишин день». В основе этих поверий лежит образ мышей как неудачных (разжалованных) громовержцев. Свист, звон и барабанный бой, которым изгоняют крыс и мышей, можно сопоставить со звоном колоколов, разгоняющих ведьм перед грозой, замечает Владимир Топоров.

Сербы считают, что, если будешь играть ночью на музыкальном инструменте, приманишь мышей в дом. А в сказке польского Поморья герой получает от мыши волшебную дудочку, исполняющую желания.

Теофраст отмечал способность мышей предсказывать грозу танцами и пением, то есть суетой и писком. Древнерусский «Киприанов кодекс» также указывает на особый вид предсказаний – мышеписк. Известны греческие монеты с изображением мышей: они использовались в качестве амулетов. Больным детям, когда другие лекарства не помогали, греческие врачеватели прописывали намазанную медом мышь.

К трудам Аристотеля восходит мнение, что мыши самозарождаются в грязном белье. В Средневековье верили, что мыши рождаются от грозы; что человек, отведавший пищи, которую ели мыши, теряет память; что мышь, съевшая что-нибудь в церкви, превращается в нетопыря.

«Mysterium, mystes, mystik, – пишет Рудольф Отто, – все эти слова, вероятно, восходят к одному корню, который сохранился в санскритском mus. Это – «скрытое, спрятанное, темное тяготение» (а потому может принимать значение обмана и воровства)». А вот разъяснение Топорова: «Музы суть результат сублимации... тех хтонических существ, которые соединялись с Дионисом и, следовательно, с природой, землей и преисподней, со смертью и тьмой, то есть мышей». Иначе говоря, борьба Аполлона и Диониса идет в числе прочего и за власть над мышами, которые в ходе этой борьбы принимают обличье муз.

Мышь – существо не по росту могущественное, что видно из сказок «Репка» и «Курочка Ряба». По устойчивому поверью, слон боится мышей. Впрочем, в образе мамонта – «большой земляной мыши» – образы мыши и слона сливаются воедино.

Мышиный реванш

Вариант, где фигурирует не гора, а река и башня, излагается в немецкой легенде о епископе Гато. Этот скупой прелат во время голода заживо сжег бедняков в пустом амбаре, чтобы они не докучали ему мольбами. Души крестьян превратились в мышей, с которыми сравнивал их епископ, и подступили к его дому. Он пытался укрыться в башне на середине Рейна, но мыши переплыли реку, прогрызли каменные стены и заели прелата заживо.

«Мышиная башня» (замок Пфальцграфенштайн) была построена в XIV веке на островке посреди Рейна для сбора дани. Между башней и берегом натягивали цепь, преграждая путь судам. В Девятилетнюю войну (1688–1697) башню уничтожили, позже восстановили в качестве маяка. Прозвание «Мышиная» ей дали по легенде о епископе Гато.

В тирольской легенде мотивировки несколько иные. Последний из графов Франкингов, обитавших близ Хольцестерского озера, был ужасным злодеем. Нищих он приказывал бросать в подземелье башни, где они умирали голодной смертью. Граф пировал под их вопли с друзьями и приговаривал: «Слыхали, как пищат мыши в моих амбарах!»

Но в замке случилось нашествие мышей: они истребляли припасы, бегали по обеденному столу и залезали даже в графскую постель. Граф решил выстроить новый замок на острове посреди озера. Но увидел, как полчища мышей переплывают озеро на деревянных дощечках. Слуги в страхе покинули замок, граф остался один, и его сожрали мыши.

Потусторонняя музыка

Татьяна Агапкина пишет: «Голос человека, животного, музыкального инструмента является существенной приметой «этого» мира, в то время как мир «иной» отмечен печатью беззвучия». Например, в славянских заговорах болезни изгоняют туда, где не кричат петухи, не блеют овцы, не звучит волынка, не поют девушки.

Владимир Пропп пишет: «Греки, по-видимому, первые, которые внесли в иной мир музыку, не магическую музыку флейт и барабанов, а обыкновенную человеческую музыку... Остров мертвых полон звуков, говорит Дитерих, в этом городе большинство жителей кифаристы... На острове блаженных у Лукиана слышится игра на струнах, и флейта, и хвалебные песни, и даже листья деревьев, движимые ветром, шелестят песнями... Геспериды, сторожащие солнечный сад, называются светлогласыми, певицами».

В «Старшей Эдде» есть сцена казни Гуннара – героя мифа о проклятом золоте Нифлунгов (Нибелунгов). Связанного Гуннара живьем опускают в ров со змеями, вместе с ним кладут и его арфу, и вождь играет на ней пальцами ног – ведь его руки связаны. Погибает он от укуса змеи в печень. Арон Гуревич называет это участием в ритуале собственного заклания: Гуннар ради славы сознательно идет навстречу смерти.

В нартских осетинских сказаниях о герое Батрадзе и кузнеце Курдалагоне, в сюжетах об африканском Лионго Фумо, калмыцком Джангаре и узбекском Алпамыше обнаруживаются те же мотивы, но здесь музыка помогает освобождению героя.

Анна Баркова усматривает здесь мифологему «музыка как открытие врат потустороннего мира». В гимнах Ригведы громовержец Индра освобождает коров из пещеры Вала (аналог преисподней). Ему помогают мудрецы Ангирасы: они распевают гимны и своим пением проламывают скалу. У греков тот же мотив имеется в истории похищения Гермесом коров Аполлона: когда солнечный бог выводил коров из пещеры, Гермес играл на лире.

Выход из преисподней благодаря музыке – это и миф об Орфее, который своей игрой разжалобил Аида и Персефону и едва не вывел из преисподней Эвридику. В русской былине Садко, побывавший на дне морском, также спасается благодаря своему пению.

Крысолов в Праге

Однажды, будучи туристами в Праге, мы с женою решили взобраться на Витков холм. Там стоит бывший мавзолей Клемента Готвальда, местного вождя сталинских времен, ныне непопулярный.

По пути мы заплутали в районе Карлин. Прохожие посоветовали перебраться в соседний Жижков по пешеходному туннелю под мощным холмом, а потом уж карабкаться на гору. Туннель был длинным и изогнутым, безлюдным и слабо освещенным, с редкими глухими железными дверьми. Издалека доносилась негромкая, но отчетливая музыка.

Метров через двести мы добрались до гитариста, помогавшего самому себе на губной гармонике. Я высыпал в раскрытый футляр от гитары горсть мелочи. Музыкант, весь в черном, приветливо кивнул.

Мемориал на горе оказался кучкой серых зданий. На площадке перед ним высился истукан Яна Жижки, слепого полководца гуситских войн Это самый большой конный памятник в мире, как уверяют чехи. Но пьедестал был столь высок, что истукан грандиозным не казался: сидит себе на битюге матерый вислоусый мужик вроде Тараса Бульбы, ничего особенного.

Зато вид с холма на Прагу открывался замечательный. Хотя самым сильным впечатлением этого дня все равно оказался туннель с Крысоловом.

Постскриптум

Был ли в жизни Цветаевой собственный сюжет с Крысоловом, то есть провокатором-проводником? Можно ли считать им Владимира Маяковского? Или Бориса Пастернака? Или того же Дмитрия Мирского, который буквально содержал одно время семейство Цветаевых (после его переезда в СССР в 1932-м они окончательно впали в нищету)? Или мужа Сергея Эфрона, за которым Цветаева последовала сначала в эмиграцию, а затем и в Советский Союз?

Вопросы эти решать не нам и не здесь. Хочется лишь напомнить, что биография поэта – такое же произведение, как и корпус его сочинений. В частности, поэтому многие поэмы и лирические пьесы кажутся пророческими.