Поэт и воин

* * *

А ему бы лучше напиться

и забыться тяжёлым сном,

потому что листы 

проскрипций

шелестят на ветру сквозном.

Потеряет и честь, и имя,

затаится в ночи, как тать.

А рабы здесь не то, что в Риме,

не купить их и не продать.

Здесь они, будто скот 

на бойне:

стон и вопли со всех сторон.

Но пока ещё он в обойме,

как готовый к стрельбе 

патрон.

Он, который поэт и воин,

с остроскулым, живым лицом,

содрогнётся, но встанет 

вровень

с оттирающим кровь жрецом.

Свобода

Лилии Белой

Свобода, свобода, свобода,

словно Жар-птица в руке

и нахождение брода

в глубокой и бурной реке.

Весь мир стал пушистым 

и малым,

в моей уместившись горсти.

Теперь я с открытым забралом

иду, чтобы в небо врасти.

Свобода, свобода, свобода!

В ней нет отгороженных мест

и даже нет чёрного входа,

вся жизнь как парадный 

подъезд.

В ней нет никакого излома,

а есть неохватная страсть.

При ней и пылинка весома

и падший не сможет упасть.

Но стоит чуть-чуть 

оступиться,

споткнуться, как 

в ритме строка,

и тут же исчезнет 

Жар-птица

и смоет в мгновенье река.

7 июня 2012

Философский этюд

Ты капризную линию рта

словно смяла настойчивым 

взглядом.

Обнялись… И открылись 

врата,

и пахнуло вдруг 

дантовым адом.

Жизнь неладная злей и лютей,

я стою, как у края обрыва.

Отчего повелось у людей:

невозможность любить 

без надрыва?

И опять возвращаясь на круг

повседневного дела и слова,

я увижу, как выкошен луг

нашей страсти – до колкой основы.

Нам придётся по жёсткой

стерне

добираться, все ноги израня,

до того, кто стоит в стороне,

нашу жизнь написавши заране.

Это кто? Наших душ демиург?

А мы кто? Его злобные дети?

Кто кому то ли враг, 

то ли друг?

Кто за наши страданья 

в ответе?

Тишина, словно душная мгла,

придавила, стесняя 

движенье…

Многогранника нет без угла,

бесполезна стрела без мишени.

15 августа 2013

* * *

Ренэ Герра

Западали с тобой 

(не правда ли?)

на распутниц, которых сонм.

Столько раз к ним в объятья

падали,

как впадали в невнятный сон.

А одна там (влюбился, 

видно, я)

в моём сердце пробила брешь,

драпируя себя, миловидную,

в разноцветную ткань одежд.

Не ходила вокруг да около,

откровенной была вполне.

То вдруг ахала, то вдруг охала,

как барахталась в полынье.

Где они, эти 

девочки-с-придурью,

не похожие ни на кого,

с утаённой внутри обидою

и со стрижкою наголо?

Всё вдруг кончилось, 

как и не было.

Обмелела до дна река.

Поросло само время небылью

и мерцает издалека.

И сидят они бука букою,

спрятав лица за веера,

полногрудые, круглорукие,

наши женщины из вчера.

21 сентября 2012

На сюжет 

древнегреческой 

мифологии

Андрею Крючкову

Среди людей 

развязнобольшеротых,

устав от них и впав 

в тяжёлый бред,

как Одиссей, я в голос кличу 

мёртвых.

Кричу, кричу – и никого 

в ответ.

Моих друзей расплывчатые

тени

ушли так далеко, что 

не видны.

Не осязаю ирисов цветенье,

и судорогой пальцы сведены.

Кто мы такие? И пришли 

откуда?

Куда ведёт нас скользкая 

тропа?

Вопросы изнуряют, 

как простуда,

но много хуже – рвань 

и шантрапа.

Она вокруг и шебуршится 

рьяно,

как будто мир приблизился 

к концу.

Отдам я в жертву чёрного 

барана

и тёмную в подпалинах овцу.

Тогда-то я своей достигну 

цели:

кровавый запах, сладкий 

и живой,

дойдёт до тех, кто 

до кости истлели,

преданьем став и доброю 

молвой.

И прах друзей, чужой 

пронзённый болью,

затерянный среди камней 

и трав,

речь обретёт, сознание 

и волю,

воскреснет в славе, смертью

смерть поправ.

Сентябрь 2013