Елизавета Авдошина
Туфелька Золушки? Кадр из фильма
Вслед за драмой – экранизацией романа Дины Рубиной «Синдром Петрушки» с Евгением Мироновым на экраны вышел фильм «Норвег». В режиссерской биографии Алены Званцовой плотный список телевизионных сериалов с редкими вкраплениями «полного метра», тогда как сценарии она писала и к «Точке» Юрия Мороза, и к «Оттепели» Валерия Тодоровского. А в ее предыдущей полнометражной драме «Небесный суд» также снялись сплошь звездные лица.
То, что Миронов сыграл заглавную роль российской комедии, уже звучит как оксюморон. А если прибавить, что комедия про гастарбайтеров, то и вовсе диву даешься. Однако лучшего ответа на давно назревший, но остающийся риторическим вопрос «отчего в нашем кино умер жанр «умной» комедии?», чем фильм «Норвег», найти будет сложно. А решение очень просто: чтобы снять разоблачающую смехом наболевшие раны российской действительности картину, нужен талант, помноженный на смелость. Смелость здесь иного рода, чем, скажем, в черной комедии Василия Сигарева «Страна Оз», запущенной в прокат под новогодние праздники. Званцова снимает фильм, который скорее реабилитирует образ России, чем препарирует его во всех бытовых и поэтических подробностях. В ее фильме с мягким юмором выведены, кажется, узнаваемые комедийные типажи российского социального ландшафта – сентиментальный мент, гордящийся иконой Богоматери в супружеской спальне, еврейская маман советской закалки (в исполнении невероятной Розы Хайруллиной ее эпизодическое появление в кадре каждый раз становится кульминацией всей сложносочиненной комедии) и др.
И наша страна вдруг оказывается не только страной диких самоубийственных «чудачеств», которые не выветриваются из русского человека уральской зимней пургой и не выжигаются китайским фейерверком на голове (как в фильме Сигарева). А вновь предстает загадочным краем русской души, где на деле, а не на словах знают, что такое справедливость и благородство. И можно без пафоса.
Евгений Миронов играет этакого интеллигента, русского Гамлета (кстати, в театре он его уже сыграл – у Робера Лепажа), который после блестящего образования физика так и не нашел свое место по жизни, работает вместе с бывшей женой (Ксения Раппопорт) в маленькой турфирме, ждет из Норвегии приезда невесты – ярой либералки, отстаивающей права меньшинств (ее, как концентрированный символ передовой Европы, играет Северия Янушаускайте). Персонажа Миронова отличает литературный ореол – имя Евгений – это привет и Пушкину, и Тургеневу с их «лишними людьми», которые, как известно, никуда не делись. А фамилию Кириллов (в «Бесах» Достоевского – апологет теории самоубийства, как единственного разрешения жизни для мыслящего человека) герой оправдает, с революционным запалом отказавшись подчиниться нравственным нормам, которые негласно установились в «просвещенном» мире XXI века. Главная сюжетная закавычка ставит героя между Европой и Азией: его незадачливый друг (Андрей Мерзликин) сбрасывает ему свой бизнес – руководство клининговым агентством, где рабочая сила – азиатские мигрантки-нелегалки. А приехавшая в его тихую бездоблестную московскую жизнь-прозябание норвежка заставляет сделать выбор. Выбор между европейской рациональностью и восточным хаосом. Между закрытой дверью холодной Европы, где его перспективы – «распахнуть русскую блинную» в норвежском пригороде, и горячим Востоком, который втягивает в криминальные погони с разбитыми в ночном клубе унитазами, кровью и тюремным следователем (его демагогическое занудство в пятиминутном эпизоде потрясающе смешно играет Игорь Гордин). Персонаж Миронова ставит себе донкихотовскую цель – освободить от «крепостного» рабства киргизок, отданных в подчинение. И начинает бороться с ветряными мельницами – преступным миром, нравы которого родом из российских 90-х. Эмиграция отменяется – герой вдруг находит свою миссию в этой стране, откуда еще недавно хотел бежать навсегда.
«Норвег» – фильм, заведомо снятый на максимально широкую, далеко не арт-хаусную аудиторию. И в зале чувствуешь, слышишь: аудитория откликается. Оттого и в хеппи-энд, который с маленькой поправкой на драму случится в конце, хочется верить.
