В желтом доме

Алексей Девотченко в «Записках сумасшедшего».
Фото Елены Лапиной

В Московском ТЮЗе сыграли премьеру «Записок сумасшедшего». Текст Гоголя, сцена – большая, главную роль играет Алексей Девотченко. Есть еще не главные – можно было бы назвать их прохожими, равнодушными наблюдателями за тем, как разворачивается на их глазах и на глазах публики безумие героя, но они – совсем из другой истории, если их и сравнивать, так скорее – с элементарными частицами, которые бродят, повинуясь законам физики, то есть высшим, над Гоголем, над его историей о Поприщине, который в финале вырывается на свободу, открывая истину про алжирского бея, у которого под самым носом – шишка... В балетных пачках, принципиально – другие, он – внутри, они – проходят мимо, влезают бесцеремонно в его пространство и как будто не замечают его. И не замечают замкнутости, то есть ограниченности этих желтых стен, для них этих границ не существует (массовка на самом деле невелика, в роли свободного «хора» – четыре актера: Наталья Златова, Илона Борисова, Евгений Березовский, Михаил Парыгин).

Сценография – Сергея Бархина. Сумасшедший дом иначе называют, во всяком случае раньше привычно называли, желтым. Тут Бархин изобразил желтое пространство. Сергей Бархин это любит: стена до потолка, то есть до колосников, выдвинутая максимально на авансцену. Так что актер, как птица в клетке, бьется на узкой полоске-пятачке. Тут художник еще и подшутил над актером, зло подшутил, оставив ему выемки, закутки, – если и можно вырваться ему из этого пенала – так в коробок-гробик, чтобы там свернуться в три погибели или постоять, как в час пик в общественном транспорте, которого Поприщин по определению ни знать, ни видеть не мог, а мы и знаем, и видели: когда можно расслабить ноги – толпа со всех сторон тебя удержит в вертикальном положении...

«Записки сумасшедшего» – это не только печальная история обреченной и стыдливой любви. Это рассказ о том, как ничтожнейшее положение, ухмылка реальности будит в герое злую зависть, разжигает жажду реванша, вызывает неодолимую потребность прикоснуться к глянцу жизни. Сегодня успех решает все. Быть успешным – значит быть СРЕДИ. Это стремление «быть среди» доведено здесь до абсурда, болезни, до безумия. Гоголевский текст сегодня звучит не только печально. Он полон гротеска, горького смеха, впрочем, и неожиданной нежности, хрупкости и красоты...» – это с сайта Московского ТЮЗа. Не знаю, кто написал – сам ли Гинкас, или не написал, а наговорил, или не он, а завлит, внимательно и чутко уловившая сокровенные повороты режиссерской мысли. Все – верно. Про выброшенность человека из жизни, страшное его переживание этой невовлеченности в общую – там, наверху, всепоглощающую яркость жизни, ее сверкающую красоту...

Очень точно Гинкас – прямо с точностью успешно поставленных научных задач и успешно проведенного лабораторного эксперимента! – выбрал исполнителя на ЭТУ роль в ЭТОМ спектакле. Алексей Девотченко, не знаю, в прошлом или и в настоящем тоже, – член Объединенного гражданского фронта, участник маршей несогласных, подписавший этой весной обращение оппозиции «Путин должен уйти». Безумец! Кроме того – заслуженный артист России. А еще – написавший открытое письмо друзьям-товарищам, режиссерам-интеллигентам, что, мол, с властью – никаких контактов и контрактов... Много чего написал и подписал.

И в его устах теперь – слова, выкрики, всхлипы, мольбы и жалобы Поприщина. Хотя понятно, что Гинкас, может, вовсе не хотел, чтобы читатель-зритель обмусоливал эту мысль, в ней одной и закутался, и запутался.

Я и не заметил, потом, уже дома, после того как другие сказали об этом, нашел в программке: «Спектакль посвящен памяти Виктора Гвоздицкого». Кама Гинкас – человек не сентиментальный, а в последние годы жизни Гвоздицкого они и вовсе разошлись, хотя все, кто писал о Гвоздицком, не забывали вспомнить про их – актера и режиссера – взлет, «Записки из подполья», «Играем «Преступление...», «Пушкина и Натали». И вот – посвящение. И открывается до того чуть саднившее – ощущение какой-то недостаточности, точно роль не совсем для Девотченко, то есть роль – для него самая что ни на есть подходящая, но рисунок режиссерский учитывает кого-то еще, а Девотченко – чуть навырост. С учетом этого посвящения начинаешь глупо фантазировать невозможное – как бы сыграл Гвоздицкий... У Михаила Левитина в «Эрмитаже» шел спектакль, где «Женитьба» была сложно соединена с «Записками сумасшедшего», но Гвоздицкий там был женихом, а «Записки сумасшедшего» режиссер отдал Борису Романову. И вот – после смерти – роль догнала. Как посвящение. Как печальная, навсегда – невозможность. Других примеров не сыскать.

Девотченко пересекался с Гвоздицким, когда оба служили в Александринском театре. Его сегодняшняя игра – для актера подвиг почти невозможный. Чтобы актер играл спектакль в память другого. Сильный ход – станут сравнивать, не все – в твою пользу... С тем, кого нет уже, – сравнение всегда невыгодное. Но что хочется сказать, что кажется важным: Девотченко где-то не вытягивает, а где-то играет... Лучше. Так, что вспоминается из Ходасевича: «Я сам над собой вырастаю, Над мертвым встаю бытием, Стопами в подземное пламя, В текучие звезды челом». Примерно так.