7
11591
Газета Идеи и люди Печатная версия

13.11.2019 17:39:00

Ни суда, ни покаяния. О марксистских корнях нашей антикоммунистической революции

Александр Ципко

Об авторе: Александр Сергеевич Ципко – доктор философских наук, главный научный сотрудник Института экономики РАН.

Тэги: владимир буковский, правозащита, русский нюрнберг, ссср, перестройка. антикоммунистическая революция, декоммунизация


владимир буковский, правозащита, русский нюрнберг, ссср, перестройка. антикоммунистическая революция, декоммунизация В 1993 году Владимир Буковский начал дискуссию о возможности русского Нюрнберга. Фото РИА Новости

Владимиру Буковскому надо было умереть, чтобы заставить нынешнюю посткоммунистическую Россию вспомнить о его правозащитном подвиге. Ему надо было умереть, чтобы оживить начатую им в 1993 году дискуссию о возможности русского варианта Нюрнберга. Только мы, ровесники Владимира Буковского, помним, что во времена нашей молодости в СССР говорить вслух то, что думаешь, было подвигом. Кто  на это шел, терял возможность продолжать учебу в вузе, какие‑либо карьерные перспективы и имел все шансы, как Владимир Буковский, оказаться в психушке. А такие герои, как забытый нами Леонид Бородин, которые вступали в подпольные антисоветские организации, уж точно были самоубийцами: они сознательно выбирали долгие годы тюрьмы, долгие годы безвестности в советской каторге.

Но для того чтобы увидеть причины крушения коммунизма в СССР, надо знать, что наряду с правозащитной борьбой с системой существовал еще один способ ее разрушения. Разрушение системы изнутри путем подтачивания ее идеологических основ, критики догм, лежащих в основе марксистской идеологии.

Надо сказать, что советские литераторы – и Валентин Распутин, и Сергей Залыгин, и Василий Белов – своими произведениями сделали для разрушения советской системы куда больше, чем такие правозащитники, как Владимир Буковский. Федор Степун еще в 1920‑е годы увидел, что советская литература по своей природе является антибольшевистской, увидел, что язык правды не может быть просоветским.

Конечно, подлинными героями в традиционном русском смысле были борцы с системой, подобные Леониду Бородину. Сам Владимир Буковский в своем письме к литератору Юрию Крохину писал, что не было «единой счастливой семьи диссидентов». Одни пытались организовать политическую борьбу против советского режима, а такие, как он, «занимались защитой прав человека без каких‑либо политических программ». Буковскому повезло: предав международной огласке историю со своим принудительным лечением в психбольнице, он приобрел всемирную известность. В 1976 году его обменяли на лидера чилийской компартии Луиса Корвалана. А тем, кто, как Леонид Бородин, встали на путь политической борьбы с режимом, пришлось сидеть в тюрьме до перестройки Михаила Горбачева.

Больше всего повезло нам, хитрым критикам советской системы изнутри. Началась перестройка, и мы, используя свой опыт и способности, становились популярными авторами той эпохи. Особенность нашей антикоммунистической революции состояла в том, что она была инициирована сверху руководством КПСС и что решающую роль в разрушении марксистской государственной идеологии сыграли именно члены КПСС. Такого не было ни в одной из бывших социалистических стран. Правда, справедливости ради надо сказать, что во время «пражской весны» 1968 года происходило то, что было у нас во время перестройки: разрушение политической системы руками лидеров партии и интеллигенции.

Не могу в связи с этим не вспомнить о том, что смертельный удар по марксистско‑ленинской идеологии был нанесен мной, в то время номенклатурой Политбюро ЦК КПСС. Речь о моих статьях, опубликованных в журнале «Наука и жизнь» в 1988–1989 годах, под названием «Истоки сталинизма». В них впервые в СССР в открытой печати было сказано, что источником преступлений Сталина является учение Карла Маркса о революции. Просила меня написать эти статьи дочь Никиты Хрущева – автора доклада «О культе личности Сталина» на ХХ съезде КПСС. Раде Хрущевой удалось убедить цензора пропустить мой антимарксистский текст в печать. Это было одним из проявлений мистики русской истории.

На мой взгляд, ничего более противоестественного, чем идея суда над номенклатурой ЦК КПСС времен перестройки, не могло быть. Ведь правда состоит в том, что именно бывшие первые секретари обкомов – Строев, Россель и другие, – став всенародно избранными губернаторами, спасали свои регионы от хаоса и голода. Я до сих пор убежден, что если бы Ельцин поручил проводить экономические реформы бывшим советским руководителям крупных предприятий, то нам бы удалось избежать катастрофы и хаоса первой половины 1990‑х.

Мне везет, я имел возможность лично общаться с наиболее известными политиками этой переломной эпохи в жизни моей страны, в том числе и с Владимиром Буковским, а еще раньше – с Леонидом Бородиным. Я еще осенью 1996 года во время традиционных круглых столов, которые проводил в Вашингтоне в Русском доме Эдуард Лозанский, имел возможность несколько дней общаться с Владимиром Буковским и на многих фактах показывать ему, почему его мечта о русском Нюрнберге не только неосуществима, но и несет в себе много несправедливого. Но, честно говоря, этот несомненно умный человек не воспринимал правду о ельцинской России, которая противоречила его ожиданиям, его надеждам. Он не понимал и не хотел понимать, что самодержавие Ельцина, которое было противно его душе, как раз и было порождено кровью 4 октября 1993 года, порождено так называемым силовым разрешением конфликта между Ельциным и Съездом народных депутатов РСФСР, которое он активно поддерживал. Владимира Буковского было трудно убедить, что Конституция 1993 года, которая вызывала у него отторжение своей исходной идеей выборного самодержавия, была неизбежным следствием государственного переворота, совершенного Ельциным в сентябре 1993 года.

Кстати, поразительно различие в оценке и перестройки Горбачева, и событий 1993 года Владимира Буковского и Леонида Бородина. Мне довелось общаться с Леонидом Бородиным еще в начале 1994 года, когда посольство ФРГ в России организовало в Кельне конференцию, посвященную реформам в посткоммунистической России. Леонид Бородин в отличие от Владимира Буковского – человек немногословный, закрытый. Он куда больше рассказывал мне о том, как работала его душа заключенного в годы пребывания в тюрьме, чем о своем участии в различного рода организациях. Но по настроениям он был очень близок к Александру Солженицыну. Для Леонида Бородина история большевизма была следствием национальной драмы. Поэтому ни о какой люстрации и никаком русском Нюрнбергском процессе он не говорил. Он, как и Александр Солженицын, говорил о необходимости покаяния русских, которые сами уничтожили свою страну. Леонид Бородин был верующим в отличие от убежденного атеиста Владимира Буковского.

Еще об одном различии между мировоззрением правозащитника Владимира Буковского и участника активного сопротивления режиму Леонида Бородина. Для Буковского, как и для всех наших шестидесятников, не было старой России, не было идущей еще от белого движения истории вооруженного противостояния советской системе. Наши писатели‑диссиденты, к примеру Андрей Синявский, были советскими людьми в том смысле, что были оторваны душой, мыслями от дореволюционной России. В этом отношении и Михаил Горбачев очень близок к шестидесятникам: он очень на меня обижался, даже злился, когда я ему говорил, что его перестройка – это демонтаж основных скреп советской системы, антикоммунистическая революция, завершающая борьбу Деникина и Врангеля против большевизма.

Все, кто и сегодня призывает к русскому Нюрнбергу, почему‑то забыли, что в его основе лежало не только осуждение палачей гитлеровского режима и руководителей гитлеровской Германии, но и самое главное – осуждение, запрет идеологии, лежащей в основе всех преступлений против человечности, совершенных национал‑социализмом. Но парадокс состоит в том, что никто из известных мне политиков, публицистов, настаивающих на необходимости русского Нюрнберга, не говорил и не говорит об осуждении марксизма‑ленинизма, лежащего в основе сталинского террора. Более того, подавляющее большинство публицистов‑либералов, настаивающих на необходимости русского Нюрнберга, почему‑то ограничиваются требованием осуждения Сталина и сталинских палачей, но обходят стороной вопрос об осуждении Ленина и Троцкого.

И самое главное: если мы послушаем советы тех, кто считает, что самым главным в русском Нюрнберге будет осуждение палачей эпохи Сталина, к примеру, Михаила Матвеева, убивавшего в Сандармохе 250 человек в день, то мы не столько осудим сталинский террор, сколько заслоним основную историческую причину сталинского террора – ленинский Октябрь 1917 года. Получается, вместо назревшей декоммунизации мы уходим от правды о сути большевистского террора, о его подлинных причинах. Поэтому подобный избирательный подход к террору советской эпохи ничего не дает для духовного оздоровления современной России.

Русский Нюрнберг не был возможен в начале 1990‑х, невозможен он и сейчас, ибо в нынешней «крымнашевской» России не было и нет субъекта, заинтересованного в подлинной декоммунизации, в рассказе о подлинных причинах гибели десятков миллионов людей во имя коммунистического эксперимента, начатого в 1917 году. Конечно, команда Ельцина, лидеры «Демократической России» могли, придя к власти после победы над ГКЧП, осудить на государственном уровне преступления против человечности, совершенные большевиками, и тем самым придать идеологическую легитимность августовской демократической революции 1991 года. Но правда состоит в том, что среди лидеров «Демократической России» не было ни одного человека, по мировоззрению близкого Александру Солженицыну. Егор Гайдар гордился тем, что его «дедушка (беспощадный красный командир. – А.Ц.) был на уровне задач своей эпохи». И скажу о том, о чем мало кто знает: осенью 1989 года на конференции в итальянском Бергамо, посвященной судьбам социализма, меня как противника марксизма резко критиковал не только идеолог «ДР» Леонид Баткин, но и православный священник Александр Мень. Близкий мне по духу Лен Карпинский тем не менее по просьбе Егора Яковлева написал статью для «Московских новостей», где в полемике с моими «Истоками сталинизма» защищал марксизм. И какая могла быть в России подлинная антикоммунистическая революция, если те, кто вместе с Ельциным отстранял Горбачева от власти, были шестидесятниками, убежденными марксистами, считавшими, что Сталин извратил великие идеалы Октября.

Никакого подобия Нюрнбергского процесса, никакой декоммунизации, подобной дефашизации Германии и Италии, в РФ быть не могло, ибо политики, пришедшие на смену партийной номенклатуре Горбачева, были куда большими марксистами, чем идеологи и творцы перестройки. Такого убежденного антикоммуниста и антимарксиста, как Александр Яковлев, среди команды и советников Ельцина не было. И в этом исторический парадокс, о котором мало кто знает.

Никто не знает, что написать упомянутые выше мои статьи о марксистских истоках сталинского террора меня подтолкнул не антикоммунист Александр Яковлев, а по убеждению близкий к социал‑демократам Вадим Медведев. Именно он еще весной 1988 года дал мне, как антимарксисту, о чем он знал из доносов на меня, задание «показать, какие положения марксизма устарели, неактуальны для конца ХХ века или были ошибочными, а какие сохраняют актуальность до сих пор». Я думаю, не случайно после появления моих антимарксистских статей в «Науке и жизни» меня не только не выгнали из ЦК КПСС, но и поручили прочитать лекцию перед аппаратом об исходном утопизме учения Карла Маркса о коммунизме.

Еще один интересный факт. Сергей Павлов, министр финансов СССР, с которым мы участвовали в написании доклада Горбачеву на июньский 1987 года Пленум ЦК КПСС, в беседах со мной резко критиковал абсурды советской экономики. А Егор Гайдар, член редколлегии журнала «Коммунист», в начале 1989 года писал текст для выступления Горбачева по случаю ленинского юбилея. Абсолютно все, кто поддержал или призывал Ельцина к так называемому силовому разрешению конфликта с Белым домом, были убежденными марксистами. Могу напомнить, что наиболее популярные авторы времен перестройки, кто выступил против моих «Истоков сталинизма», – и Отто Лацис, и Геннадий Лисичкин – были до конца жизни истинными марксистами. Очень умный Володя Познер, до сих пор популярный телеведущий, с которым я знаком уже более 30 лет, осенью 1989 года во время ланча в Сан‑Франциско объяснял мне, что я со своими статьями неправ, что на самом деле Карл Маркс не имеет никакого отношения ни к ленинскому Октябрю, ни тем более к сталинскому террору.

И самое главное во всей этой истории с несостоявшимся до сих пор русским Нюрнбергом. Признать, что русская трагедия ХХ века начинается не со сталинской карательной машины 1930‑х, а с ленинского Октября – значит согласиться с тем, что старая, разрушенная большевиками Россия в человеческом отношении была более цивилизованной, чем советская Россия, построенная на крови большевиками. Но как я точно знаю, абсолютно всем идеологам и вождям «Демократической России», прежде всего Юрию Афанасьеву, Гавриилу Попову, Галине Старовойтовой, я не говорю уже о реальном руководителе «ДР» Елене Боннэр, не было жаль старой России. Еще дальше отстояли от старой дореволюционной России и русских святынь советники Ельцина после разгрома Белого дома. Обратите внимание, в нашей Конституции 1993 года ничего не говорится о преемственности между дореволюционной Россией и Россией посткоммунистической. Если читать нашу Конституцию, то получается, что Российская Федерация появилась на свет только в 1991 году.

Понятно, именно в силу того, что идеологам и вождям якобы демократической революции 1991 года не было жалко старой России, у нас не было никакой подлинной декоммунизации и мы не смогли отдать должное героизму, мужеству сотен тысяч воинов Добровольческой армии, которые восстали против большевизма. Кстати, более циничными являются причины, из‑за которых новая посткоммунистическая власть забыла о мужестве и героизме Владимира Буковского и Леонида Бородина, о мужестве и героизме правозащитников и активных участников сопротивления советской власти. Ведь на самом деле все эти люди получили власть в стране «на халяву». Они в своей жизни мало что сделали для утверждения прав и свобод личности в нашей стране.

Теперь главный вывод. Драматизм и неопределенность во всем, что касается судьбы нынешней России, как раз и состоит в том, что революция 1991 года не имела активной идеологической основы. Победители были еще большие марксисты и коммунисты, чем проигравшие. Именно по этой причине у нас не могло быть никакого русского Нюрнберга, никакого духовного очищения от скверны коммунизма, от коммунистической идеологии смерти. Куда ни глянь – везде у нас марксисты: национал‑коммунисты, как Геннадий Зюганов, Захар Прилепин, а рядом марксисты‑шестидесятники. Особенность развития постсоветской России состоит в том, что чем дальше мы уходили от перестройки и августовской революции 1991 года, тем меньше у нас оставалось сил и желания довести до конца начатую в начале 1990‑х декоммунизацию. К примеру, мы так и не решились присвоить нашим улицам имена героев белого движения, не решились вспомнить о подвиге Корнилова, Деникина, Врангеля, Колчака. Церкви, разрушенные большевиками, мы все‑таки восстановили, но память о тех, кто боролся с убийцами русских святынь, мы утратили. Более того, те, кто исповедует сегодня веховский антикоммунизм, говорит, как они, о родстве марксизма и национал‑социализма, воспринимаются как враги русской нации, как русофобы, как люди, которые занимаются очернительством русской истории. Еще немного, и мы снова отдадим в спецхран классику русской общественной мысли – сборники «Вехи», «Из глубины», «Окаянные дни» Ивана Бунина, и уж точно запретим убежденного и последовательного антисоветчика Ивана Ильина.

Я спрашиваю: есть ли в России хоть одна политическая сила, которая способна начать декоммунизацию России? У нас даже патриарх Кирилл говорит о том, что в основе грандиозного проекта, взятого на вооружение Октябрем, была не только идея мира без эксплуатации, но и идея свободы. И я думаю, совсем не случайно антикоммунист Владимир Путин вынужден тоже подыгрывать этим антикоммунистическим настроениям и говорить о том, что «внутри России было много причин для Октябрьской революции». Скорее всего никогда не произойдет того, о чем говорил Александр Солженицын: так и не сможет русский человек впустить в свою душу страшную правду о бессмысленном русском ХХ веке, не сможет покаяться и за то, что он пошел за большевиками в 1917 году, и тем более покаяться за то, что его государство насильно навязало странам Восточной Европы наше советское тоталитарное рабство.

Я, конечно, отдаю себе отчет, что марксизм и шестидесятничество нашей либеральной интеллигенции куда менее опасно для духовного здоровья страны, чем с каждым днем набирающий силу и популярность национал‑большевизм. Я видел и говорил обо всех неизбежных негативных последствиях «русской весны» 2014 года для России. Моя совесть как гражданина России чиста. Но я не смог предвидеть самого страшного: того, что неизбежное после «русской весны» возвращение к русской нищете приведет к возрождению популярности среди обездоленных коммунистической утопии. Мутность сознания, утрата здравого смысла, утрата способности к моральной оценке трагедии русского ХХ века, характерные для «крымнашевской» России, оказались благодатной почвой для политиков, эксплуатирующих коммунистические инстинкты постсоветского человека.

Только один пример. В начале 1990‑х Максим Шевченко был почти клерикалом, создал прекрасное приложение «НГ‑религия». Затем он принял ислам и стал руководителем исламской общины Москвы. А теперь Шевченко, как и Геннадий Зюганов, – национал‑коммунист, он критикует Путина за то, что тот воплощает в жизнь идеологию глобализма, «масонские проекты» подчинения России Западу. Вот такая история.

Для нынешней власти и для стабильности в стране национал‑популизм становится куда более опасным, чем либерал‑ленинизм Навального. Последний хотя бы эксплуатирует нормальные человеческие чувства – жажду свободы, чувство человеческого достоинства, желание, чтобы Россия все‑таки стала европейской страной. А национал‑коммунизм сегодня эксплуатирует худшие стороны человеческой природы: агрессию, жажду мщения, зависть и т.д. И чем все это кончится – никто не знает. Остается надеяться на дар случая, который и на этот раз спасет нашу страну.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(7)


Александр Жмыриков 03:57 14.11.2019

Если господин Ципко такой ВЕЛИКИЙ борец с коммунизмом, то почему он до сих пор не откажется от своих научных степеней (кандидатской и докторской)?

Виктор Красильщиков 13:57 14.11.2019

Что могли предложить народу Деникин, Колчак, Краснов и др.? Возврат к прошлому. Марксизм (в крайне вульгаризованном виде) оказался для России идеологией модернизации, позволил осуществить, хотя и в уродливом виде, модернизацию страны. Стреляя в марксизм, пусть и в его ленинско-сталинском виде, Ципко попадает в западную культуру модерна и оправдывает нынешнюю архаизацию России.

Александр Жмыриков 15:17 14.11.2019

О чем вообще можно говорить с таким "ученым"? В своих диссертациях он восхвалял марксистско-ленинскую теорию. Получил желаемые ученые степени, а в дополнение к ним денежную работу в партийных органах, Цэковские пайки и т.п. И наконец теперь он признается в том, что обманывал всех вокруг: ВАК СССР, утверждавший его диссертации, студентов, которым толкал коммунистические догмы, коллегам по партийной работе, с которыми делил пайки, простым гражданам, эксплуатировавшимся во имя коммунизма.

Александр Жмыриков 15:24 14.11.2019

Теперь, когда Цэкашная кормушка для него кончилась, пытается причислить себя к борцам против коммунизма, ставя себя вровень с Буковским и даже выше последнего. Но в то время, когда Буковский и Бородин мотали тюремный срок, Вы, господин "ученый" сладко пили и ели, тешили самолюбие в обществе Цэкашных идеологов, грели тело на пляжах Цэкашных санаториев.

Наиля 18:13 15.11.2019

Этот "ученый" не стоил бы нашего внимания, если бы не публиковался в данном издании через номер: и в каждой статье - порция яда и ненависти к советскому прошлому и коммунистической идеологии, которой он так "верно" служил, точнее - с руки которой так верно кормился! Прочитала о безумном профессоре Соколове - и сразу вспомнила о Ципко! Выжившие из ума растлители и маньяки. Выращивают свою "Галатею", и когда перестает нравиться (или угождать?) - разрубают и по частям выбрасывают.

Наиля 18:20 15.11.2019

Ципко своей Галатее (марксистской идеологии) "руки отрубил" уже давно (в 1988 г.), а остальное растянул на 30 лет: рубит - и бросает (не в Неву, а в Независимую газету). Смакует, наслаждается. Разница между ними: один - убийца, другой - предатель. А может быть, предатель - это духовный убийца?! Беда не в том, что он себя "высоко поставил" (рядом с диссидентами), беда, что он других (я уверена, честных коммунистов и порядочных функционеров Р. Аджубей и В. Медведева) опускает до своего уровня.

Наиля 18:36 15.11.2019

Ципко пытается их сделать соучастниками своего предательства: дескать, это они дали зеленый свет его "антикоммунистическим" публикациям. И последнее, о Нюрнбергском процессе ("профессору" для справки): это был военный трибунал, где судили за преступления: против мира (подготовка, развязывание и ведение агрессивной войны), против человечности (жестокое обращение с гражданским населением) и военные преступления (нарушение правил и обычаев ведения войны, пытки военнопленных). Об идеологии речи нет!



Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Под конец хрущевской оттепели

Под конец хрущевской оттепели

Вячеслав Огрызко

О первой экранизации романа Юрия Бондарева «Тишина»

0
3974
Освобождение в обмен на автомат

Освобождение в обмен на автомат

Александр Сухаренко

Очередные новеллы Уголовного кодекса РФ вряд ли образумят закоренелых преступников

0
2692
Казней в Иране становится все больше

Казней в Иране становится все больше

Данила Моисеев

Некоторых приговоренных повесили публично и на подъемных кранах

0
3669
Охрана здоровья заключенных напоминает о прошлом

Охрана здоровья заключенных напоминает о прошлом

Екатерина Трифонова

Законодательство расплывчато описывает формат принудительного лечения за решеткой

0
3404

Другие новости