Шаргунов. Центральная в этих стихах - тема смерти, которая своей значительностью застилает жизнь. В нашем предельно демократичном разговоре участвуют: Гейдар Джемаль, Алина Витухновская, и их секунданты - соответственно Ахмед Магомедов и Константин Кедров. Гейдар, сильнее всего у вас меня пронзило это: "...Когда тебя не будет на земле - Я под землей себе не буду нужен". Но все же у вас высока потребность писать стихи?..
Джемаль. Действительно, кто-то из великих французских поэтов - Рембо или Малларме - сказал, что истинный поэт не нуждается в том, чтобы писать стихи┘ Если он тем не менее пишет, то только затем, чтобы проверить, на какой стадии находится его "внутреннее делание". Эти поэты рассматривали свою физическую личность как реторту алхимика, в которой идет трансмутация элементов. Эта мысль поразила меня еще в юные годы. На самом деле поэзия есть управление собственным безумием (если таковое имеется, потому что обычный человек живет под прессом коллективного ума с его глубоко банальными императивами); это управление подобно своеобразному духовному серфингу: поэт скользит по волнам океана, который бушует внутри него, грозя поглотить и разрушить хрупкое присутствие его персоны. С чем работает поэзия? С кодами: она кодирует художественным образом так, чтобы "цепляло", невыразимые муки и страхи души. Каждое стихотворение есть обнаружение доселе невидимого "скелета в шкафу". Поэтому поэзия одновременно является иррациональной и рациональной - у нее внеразумные мотивы для появления, источники вдохновения, но, когда это написано, это становится совершенно прозрачным. В моем сборнике "Окно в ночь" наиболее близким к этому типу кодирования оказывается стихотворение "Пляшут пальцы по пяльцам┘". Я писал его в состоянии полной погашенности рацио, близком к коме. Однако постфактум смог расшифровать каждый образ и каждую строку, как точную запись вполне реальных состояний. Более того, оно оказалось в некоторых аспектах пророческим. Остров Родос, который там упоминается в конце, - я на нем действительно оказался через 30 лет в окружении "приплывших на лотосе народов": это была международная конференция, посвященная миру и согласию, а лотос, конечно же, символизирует мир!
Шаргунов. Твои стихи, Алина, многим кажутся вычурными, туманными. Тебя прельщает "крайняя оригинальность" в искусстве?
Витухновская. Стремление к исключительности - свойство закомплексованных посредственностей. Подчеркнутая особенность - есть обычность. Инаковость - есть агонизирующая заурядность. Особенный человек - декоративно нефункционален, бессмысленен. Человек должен быть правильным, адекватным, таким, как мы. Мы обычны, хоть и немногочисленны. А вы особенны - вы особенно слепы, особенно глупы, особенно омерзительны. Ничего особенного не должно быть. Только особый цинизм и особо тяжкие преступления. Зачем исключительность там, где необходима лишь функциональность? У нас отношения с реальностью простые, на уровне бандитских разборок. (Как посмели нас создать, осуществить здесь, засунуть в процессы?!) Извольте за это ответить. Уничтожить реальность, чтоб отомстить. Восстановить этакую "социальную справедливость", осуществить Диктатуру Абсолютного Ничто. В детстве мне тоже казалось, что я хочу не быть как все. (Хотя и так не была.) Я готова была принести уничтожение реальности во имя собственной исключительности. А теперь я готова принести собственную исключительность во имя уничтожения реальности. И, поверьте, это выгодный обмен.
Шаргунов. Слово имеет Ахмед Магомедов - о поэзии Джемаля.
Магомедов. В Коране сказано "...И поэты... - следуют за ними заблудшие..." (26:224). Это не абсолютный запрет - это предупреждение поэтам об их ответственности и предостережение нам. Стихи Гейдара - мужской ответ на диктат женского недоверия в современной поэзии - недоверия к философии воли, или, как сказал бы сам автор, неверия в мужской нарратив. Всеобщий скепсис, рожденный постмодернизмом, загнал в сумерки современную поэзию. Поэзию-восстание, поэзию-вызов, казалось, уже не рассмотреть за всеохватной и всеядной поэзией Универсального - растворяющей и кастрирующей стихии. Сборник назван "Окно в ночь". Ключ к названию, по-моему, в определении (по Джемалю) философии смерти как "изначального критерия внутренней подлинности человека". В противовес эстетизации смерти с ее декоративной атрибутикой, в которой нет ничего, кроме потаенного "заклинания ужаса". Отсюда и настораживающе-завораживающее начало: "Смерть - веселая улыбка... Ах, как весело и зыбко наводить на кость румянец..." Вообще постоянное возвращение мысли о смерти в пределы нашего сознания - главная особенность этих стихов. Гейдар через свою поэзию дает возможность обычному непробужденному человеку примкнуть к тому, что он сам определяет как "титаническое восстание".
Шаргунов. Слово имеет Константин Кедров - о поэзии Витухновской.
Кедров. Ее творческая лаборатория похожа на тайную канцелярию Петра I или Анны Иоанновны. Кто-то там корчится на дыбе - не то сын Петра, не то сам Петр. Всюду банки с заспиртованными, но живыми уродцами. Ее сквозной образ - метафизический Гитлер и гестапо пустоты. Адорно сказал, что после Аушвица писать стихи безнравственно. Алина пишет стихи, но не после Аушвица, а во время него и в нем. Она и есть Аушвиц. Она в одном лице палач и жертва, пытающая палача своими стихами под "дивный вальсадор Дали". "Я не могу поддерживать не деструктивные структуры!" - это как "пролетарии всех стран, разъединяйтесь". Полная метафизическая мобилизация в словесном метаармагеддоне, где наконец-то окончательно уничтожена вся реальность - вот что такое текст Витухновской. Я бы сказал, что для Алины подлинность и подлость - явления одного корня. Если слова не зияют воронками пустоты, как уши, глаза, рот и другие отверстия в мировое Ничто, стало быть, их не стоит произносить и читать. "Промолчу, как безъязыкий зверь, чтоб узнать, что у меня внутри". Считайте, что любая строка, любое высказывание в этих текстах есть "не что иное", как промолчание. Тогда, возможно, вы в чем-то и поучаствуете. Это вовсе не стихи, а некие пыточные устройства, на которых от автора и читателя можно добиться признания. Каждый стих и каждая строка здесь являются такими признаниями, выпытанными автором. Как бы ни провинился человек, реальность, породившая человека, провинилась еще больше. "Говорят, что я служу злу. Это неправда. Я и есть зло". И это не кокетство, а символ веры или, если хотите, символ неверия.
Шаргунов. Итак, сегодня полоса отдана необычным стихам, хотя настоящие и не бывают другими. В прицеле представленных поэтов - то, что иногда зовут метафизикой. Внутренние странствия человека, нежели реальные события, душевные пытки, нежели фактические крюки, тайная отрада, а не внешние успехи┘ Все это свежо, как ночь и заря, как тюрьма, как психбольница, как русское поле экспериментов.
Дмитрий Орлов 
