То государство было сильным только для жертв репрессий

Просто разговоры о том, что Сталин и сталинизм – это плохо, они недейственны.
Фото с сайта wikipedia.ru

Если говорить о сталинизме и последствиях, с ним связанных, то в истории моей семьи было два, может быть, кратковременных эпизода, связанных непосредственно со сталинизмом. Мой дед в конце 40-х годов по ложному доносу несколько месяцев сидел в тюрьме, но потом был отпущен. И мой отец тогда же лишился работы в рамках борьбы с космополитизмом. Он был простым часовым мастером, но достаточно длительный срок мои родители жили очень тяжело, перебиваясь с хлеба на квас, денег не было вообще, потому что отца никуда не брали из-за пресловутой пятой статьи. И все равно по сравнению с другими семьями, в которых люди в лагерях погибли или были расстреляны, история моей семьи выглядит почти счастливой. И конкретные последствия сталинизма на моей судьбе, они очень небольшие.

Но как человек, который занимается социальными вопросами, я готов предъявить этому времени очень много претензий. Они связаны с тем, что груз сталинизма, который до сих пор очень ощутим, он мешает и препятствует тому, чтобы наши люди жили хорошо и достойно и был высокий уровень жизни. Это связано прежде всего с теми шорами, которые сидят в головах многих из нас, к сожалению.

И здесь надо сказать о ценностях, которыми значительная часть нашего населения по-прежнему живет.

Они были привиты, развиты и доведены до каких-то крайних форм именно тогда, в 30–50-е годы, – период расцвета сталинизма. Эти ценности обрекают нашу страну на очень тяжелые испытания, которые мы не только уже переживаем, но которые будут еще впереди.

Первым в этом ряду стоит прежде всего страх. Наше общество слишком многого боится, оно по-прежнему, несмотря на какие-то возможности, которые появились в последнее время, боится сказать лишнее. Наш человек боится вступить в конфронтацию даже в борьбе за свои интересы с самым ближайшим, местным начальством, не говоря уже о том, кто много выше, далеко от него. Вот этот страх, эта безропотность, это отсутствие притязаний нашего человека в социальной сфере, жизнь по принципу «Лишь бы не было войны, а если есть кусок хлеба, то слава богу» – это очень опасно. В результате этого животного страха, который был воспитан в годы сталинизма и который до сих пор передается от поколения к поколению, и возник очень неэффективный общественный договор 2000-х годов. Тогда наше общество благодаря высоким ценам на нефть получило материальные возможности улучшить собственное благосостояние, но в обмен на это власть однозначно сказала: больше ничего делать не надо, не стоит беспокоиться о каких-то перспективах дальше, не надо волноваться о том времени, когда нефть уже не будет так стоить. А если вы хотите организовываться, делайте это так, как мы вам покажем. Этот страх и нежелание выйти за пределы скорлупы собственного существования – это та главная антиценность, которая не дает нам социально развиваться. Потому что когда мы говорим о развитии, о движении вперед, мы говорим о человеческом капитале, инновациях, модернизации, то все это должно строиться на активном человеке, который что-то хочет менять, совершенствовать и который готов рисковать. Но мы этого не имеем, нет этого в природе нашего человека, за редким исключением.

Вторая антиценность, которая была нам привита в сталинское время, – это двоемыслие и даже троемыслие. Ведь наши люди, не все, но многие, думают одно, говорят другое, а делают третье. Это проявляется во многих сферах социальной жизни, даже необязательно на избирательных участках, когда люди ходят голосовать. Это мы видим, например, в том, как наши бизнесмены ведут переговоры между собой, делают свой бизнес. Ведь для нашего российского предпринимателя бумажка зачастую ничего не стоит, а он все равно действует по-другому. Ведь это же российская классика, что у нас законы сами по себе, а люди тоже сами по себе! Мы в основном живем по каким-то неписаным понятиям, нормам, которые не соответствуют нашему же, иногда даже очень хорошему законодательству. И это тоже пошло со сталинских времен, людей тогда фактически принудили к тому, что они стали относиться и относятся до сих пор к государству как к какой-то репрессивной машине, с которой надо хотя бы пассивно, но бороться и использовать любую возможность, чтобы эту машину как-то обмануть, ущемить.

И даже если взять нашу коррупцию, которая приняла сейчас совершенно колоссальные размеры, то корень этого зла не относится к 90-м годам, когда у нас появлялась первая стадия капитализма. Нет! Давайте вспомним времена сталинские. Конечно, масштабы коррупции были другие. В те времена у нас не было миллиардеров и даже миллионеров. Но многие вопросы уже тогда решались по принципу «Ты мне – я тебе». И это известно. И, кстати, именно тогда появилось знаменитое слово «туфта», то есть приписки. Это же пришло из сталинского времени, из лагерей, и уже тогда эта показуха была распространена не только во всей нашей экономике, но и во всей общественной политической жизни.

Вспомним, как тогда гнались за охватом людей, которые вышли на демонстрации, за какими-то массовыми валовыми показателями, с которыми в конце советского времени только начали бороться. Это все показушность, двоемыслие, фактически ненависть к государству – сталинское наследие. И когда некоторые поклонники Сталина и сталинизма вспоминают позитивно те времена – дескать, государство было сильным, оно якобы тогда наводило порядок, это лукавство. То государство было сильным только для тех, кто оказался жертвой репрессий, и только благодаря тому, что оно имело монополию на револьвер. Для всех остальных оно выстраивало этот порядок только на показушном уровне потемкинских деревень.

И даже сейчас, когда уже отпал репрессивный аппарат, этот страх стал просто бытовым, а не политическим и непубличным, мы все равно видим по полной программе неприятие государства как института, и это ощущается и среди бизнеса, и среди простых людей, и, кстати, среди тех самых чиновников, которых это государство приватизировали. Поэтому эта вторая «ценность», которая нам передалась в наследство со сталинских времен, вместе с двоемыслием и даже троемыслием, абсолютно противоречит модернизации.

Третья «ценность», которая нам досталась от Сталина, – это мания преследования. Массовая. Потому что это желание думать о том, что Россия окружена врагами, которые в любой момент хотят нашу страну расчленить, покорить, извести и поставить на колени, – все это было и раньше. Сначала «врагами» были троцкисты, потом бухаринцы, потом «безродные космополиты», потом националисты, которые якобы обнаруживались в наших кавказских республиках, в той же самой Грузии, где постреляли цвет интеллигенции. Был внешний враг в лице Америки или НАТО. И это все культивировалось и внедрялось в мозги, да так крепко, что до сих пор сидит в головах людей.

И сегодня значительная часть нашего населения просит: «Покажи мне этого врага!» И наша пропаганда с удовольствием это показывает, транслирует: вот Америка, а вот какие-то там якобы либералы... При том, что подлинных либералов у нас и в помине в стране нет, потому что Сталин разрушил всю политическую жизнь, и сейчас мы имеем абсолютно раздробленное общество, где непонятно, кто левый, кто правый, кто консерватор, кто прогрессист или модернизатор. И тем не менее мы видим настойчивое желание людей увидеть врага в лицо.

Этот язык вражды, когда надо обязательно кого-то не любить, к сожалению, понятен многим нашим людям. Вспомним, как боролись с кулаками и даже середняками, про комитеты бедноты, которые были организованы еще до Сталина, но сталинская коллективизация довела это дело до логического завершения. Поиск любого врага – в быту и где угодно, и это даже необязательно ксенофобские настроения, а даже по отношению к своим же, русским, которые, допустим, переехали из одного региона в другой, отсюда, опять же из времен 30–40-х годов, идет тот самый путь к вражде и часто к насилию, массово существующим в нашем обществе сегодня.

Можно еще долго перечислять «ценностное» наследие от Сталина, но даже этих трех антиценностей достаточно, чтобы утверждать: сталинизм и сталинизация – злейшие враги продвижения вперед. И в этом смысле очень важно проводить десталинизацию. Можно дискутировать относительно программы, которая подготовлена в рамках президентского совета, где говорится о памятниках жертвам сталинских репрессий, переименовании улиц... Это, конечно, нужно. Но нельзя сводить десталинизацию только к ликвидации внешних признаков, которые оттуда, из тех времен, нам достались.

Робкая попытка десталинизации была сделана Хрущевым. Хотя по тем временам она была очень даже смелой. Случайный факт – американская выставка 1959 года в Москве. Это была фантастический удар по синдрому поиска врага. Книга «Лицом к лицу с Америкой» о его поездке в Штаты была приглашением к конкуренции, отказом от поиска врага в лице Америки.

Вторая попытка была при Горбачеве. Перестройка, гласность стали сильными ударами по сталинизму в наших головах. Например, публикация известных теперь книг. Того же «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына. Потому что просто разговоры о том, что Сталин и сталинизм – это плохо, они недейственны. Но когда люди читают Солженицына или «Колымские рассказы» Шаламова – это производит переворот в сознании.

Но почему десталинизации не получилось? Причины две. Первая – экономическая. Мы не смогли выстроить нормальную экономику, построенную на частной инициативе, мы все равно наше государство сделали ведущим игроком, мы людей ввергаем в отношения, которые диктует государство, а предпринимательство находится в подчиненном состоянии.

Второй момент, почему не удалось. Российскому руководству, особенно Владимиру Путину, когда он пришел в 2000 году, нужна была какая-то опора для контакта с людьми. И он сделал ставку, сознательно или подсознательно, но на те реликты, которые у большинства людей остались от прежних эпох. В том числе от эпохи сталинизма, которой якобы присущи ценности порядка, сильного государства. Но этого не было! Единственный порядок был – это без разбора стрелять людей за выдуманные преступления.

И вместе того чтобы подтачивать эти реликты и постепенно сводить их на нет, чтобы они стали совсем незначительными, Владимир Путин сделал на них ставку как на реальные ценности. В результате мы в нулевые годы получили как бы второе рождение этих реликтов, и снова эти антиценности над нами довлеют. Это видно и на свежем примере обращения не оппозиции, а власти к «фронтовой» стилистике.

Модернизация, о которой много говорят, но которая еще и не начиналась, во многом и заключается в том, чтобы эти псевдоценности не при помощи ритуальных фраз или каких-то показных процессов над Сталиным, а путем подтачивания их экономического и общественного фундамента были искоренены, ушли из нашей жизни. Рыночная экономика, выборность, демократия, конкуренция – это самые верные рецепты. И, конечно же, открытая информационная политика для того, чтобы постепенно изживать эти «ценности».