Марина Гайкович Из 644 «Борисов Годуновых» в истории ГАБТа львиная доля (412) приходится на последнюю версию постановки, сделанную режиссером Леонидом Баратовым и художником Федором Федоровским в 1948 году. Именно в сорок восьмом вышло знаменитое постановление правительства, которое предало анафеме «модернистское» творчество Прокофьева и Шостаковича. В Большом же театре осуществили постановку в монументальном советском стиле. Детальная прорисовка в декорациях исторических мест Москвы, простота корчмы, Чудов монастырь, настоящий фонтан в польском акте, великолепие костюмов как нельзя лучше соответствуют могуществу музыки Мусоргского (и образу русского самодержавия как таковому), а потому эту (из двадцать первого века кажущуюся старомодной и ретроградной) постановку можно считать своего рода оплотом Большого театра. В Лондоне, куда театр едет с гастролями, хотят именно «Бориса┘». Нынешние представления возобновленной оперы – генеральная репетиция перед гастролями.
За пятьдесят семь лет декорации к «Борису» поистрепались, они регулярно погружаются в фургоны и отправляются в дальние страны; в одной из последних поездок часть оформления погорела. Было ли принято решение о восстановлении костюмов и декораций из-за Лондона или потому, что они не помещаются на Новой сцене, неважно; низко поклонимся тому, кто принял решение восстановить спектакль полувековой давности, а не нанять новомодного режиссера, который оденет Бориса в пиджак и заставит петь на крыльце Центрального телеграфа.
Реставраторы потрудились на славу: в Лондон спектакль отправится во всем своем блеске и великолепии – если говорить о внешней стороне дела. Что касается внутренней (то есть музыкальной), то ни блеска, ни великолепия в ней, к сожалению, нет; скорее некий ремесленный вариант, когда все ровно и гладко, нет фальши, оркестр не расходится с певцами. Но передача содержания «государственной» оперы осуществляется скорее за счет внешних эффектов. Хорош Михаил Казаков в роли Бориса (несмотря на то, что молод), очень неплох Максим Пастер в роли подлеца Шуйского, тенору Михаилу Губскому не хватает силы выражения – все-таки звоном цепей не создается образ Юродивого, льющего слезы по Руси.
