Марина Гайкович
Не только финал – вся опера решена радикальным образом.
Фото Мартина Зигиунда предоставлено пресс-службой театра
Йосси Вилер и Серджо Морабито, известные московскому зрителю по «Норме» Беллини, что идет в театре «Новая опера», поставили в Государственной опере земли Баден-Вюртемберг оперу Фроменталя Галеви «Жидовка». Режиссеры закрутили сложную интригу, в которой сплелись любовь и ненависть, готовность к самопожертвованию и желание отомстить любой ценой, слепая религиозность и массовая истерия.
«Жидовка» – не самое популярное название, которое можно встретить на театральных афишах. В России она, например, была поставлена в середине XIX века и с тех пор не возобновлялась. В Германии середины ХХ века эта опера по понятным причинам (речь идет о преследовании евреев) находилась под запретом и сегодня переживает ренессанс на театральной сцене.
Галеви работал в жанре большой французской оперы – длинной (пять актов), предполагавшей роскошные декорации. Сегодня масштабная партитура каждый раз подвергается сокращениям, но в случае Вилера и Морабито купюры минимальны, они касаются в основном танцевальных сцен, а не драматургически важной вокальной ткани. К слову, музыка оперы на редкость увлекательна, что также объясняет интерес оперных театров и, как следствие, слушателей, готовых с легкостью отдать представлению пять часов.
Действие происходит в Констанце в начале ХV века. Ювелира Елиазара и его дочь Рахиль преследуют христиане, Рахиль влюблена в принца Леопольда, который скрывает свою веру и встречается с девушкой под вымышленным именем. Прибывший в город кардинал де Броньи когда-то отправил на казнь сыновей Елиазара. Последний спас из пожара дочь де Броньи и воспитывает ее в иудейской вере. Рахиль узнает правду о Леопольде, к тому же женатом на Евдоксии, и раскрывает их связь, за что трое – влюбленные и Елиазар будут казнены. Евдоксия уговаривает Рахиль отказаться от обвинений, кардинал дарует жизнь евреям, если они примут католицизм. Елиазар и Рахиль отказываются за секунду до того, как Рахиль должна быть сброшена в котел с кипящим маслом, Елиазар открывает кардиналу правду о дочери.
Вилер и Морабито решают финал еще более кардинальным образом, обостряя конфликт до крайней точки, – Елиазар, открыв кардиналу правду, убивает сначала Рахиль, а потом себя. О чем в результате получилась опера? О слепой верности вере, которая заставляет христиан по большей части бездумно (стадный принцип: все идут, и я иду) преследовать евреев, а отца-еврея, воспитавшего в любви дочь, убить ее. О готовности из мести отказаться и от дочери, и от жизни. Одно светлое пятно – чувство Рахили к Леопольду и ее готовность к самопожертвованию ради спасения любимого.
Постановка решена на грани между жизнью и театральным представлением. Декорации Берта Ноймана выстроены по кругу, и за фронтоном, изображающим вход в собор и дом Елиазара, скрываются собственно внутренняя часть дома, где тайно евреи празднуют пейсах, покои Евдоксии в виде гримерки и костюмерной, а также трехэтажные подмостки, служащие одновременно и тюрьмой, где Рахиль ожидает казни, и трибуной для толпы, с одинаковым восторгом приветствующей и праздник в честь Леопольда, и предстоящую казнь. Костюмы Нины фон Мехов балансируют на грани современности и средневековья: жители города в ожидании праздника переодеваются в костюмы, которые в припадке гнева срывают с себя, когда узнают об истории Леопольда и Рахили. Точно так же в финале оперы швыряются они черными плащами, шляпами и искусственными носами, в которые нарядились дабы, видимо, поглумиться над евреями. Еще раз прошлись режиссеры по лезвию ножа, когда заставили умилительный детский балет в венецианском духе разыграть воинственную сценку сражения между жителями Запада и Востока с хладнокровным убийством последних.
Самым слабым звеном этого спектакля стала, к сожалению, музыкальная часть. Солистка «Новой оперы» Татьяна Печникова, блестяще справившаяся с партией Рахили, и Катриона Смит (принцесса Евдоксия) вывезли на себе всю оперу, где главная ставка сделана на мужские партии, а именно на двух теноров – Елиазара и Леопольда, которых в Штутгарте неудачно спели Крис Мерит и Фердинанд фон Ботмер соответственно: первый, очевидно, в силу преклонного возраста, второй – недостаточной школы. Не помогла постановке и энергия молодого дирижера Себастьена Роланда, оркестр проглотил все выпуклые и выигрышные моменты партитуры, превратившись просто в аккомпанемент, благо без помарок.
Штутгарт–Москва
