Марина Гайкович
Колоритные персонажи спектакля.
Фото Олега Черноуса
В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко прошла мировая премьера оперы Владимира Кобекина «Гамлет (датский) (российская) комедия». Уже само название сулило что-то крайне неординарное. В программке композитор, отвечая на вопрос «Почему комедия», говорит что-то вроде «а где вы видите козлов?», а на вопрос «почему российская» и вовсе отвечает, что понятия не имеет.
Тем не менее, услышав первую же фразу Бернарда «Японский бог! Вот датская погодка!», понимаешь – наш человек. Весь дальнейший текст (либретто по пьесе Аркадия Застырца композитор написал сам) идет в том же духе, то есть на дворовом языке, в который время от времени включаются фрагменты, изложенные «высоким штилем». Такого рода обращение к вечным сюжетам характерно для постмодернизма, только с одной оговоркой – Кобекин опоздал лет на двадцать: на Западе подобного рода эксперименты уже канули в Лету, да и тогда они были гораздо смелее и насыщеннее, чем российский вариант. Кобекин не копает глубоко: он подхватил злободневные темы и ввинтил их в гамлетовский сюжет.
Его Офелия – окончательно отбившийся от рук подросток (если не называть вещи своими именами), ее папаша – топорный бюрократ; Гамлет застрял в переходном периоде, когда еще кажется, что ты способен восстановить справедливость, но при этом моральные нормы уже пошатнулись; его мать – просто красивая женщина, а Клавдий – напыщенная пустышка. В комедии этой нет ни одного нормального персонажа – даже Розенкранц и Гильденстерн отморозки какие-то, первый к тому же с заметными отклонениями (исполняется меццо-сопрано).
Сказать, что музыка захватывает, сложно – слишком увлекаешься текстом и происходящим на сцене. На музыкальную часть по большому счету обращаешь внимание только в сцене сумасшествия (или самоубийства) Офелии, когда та поет душераздирающий романс на исковерканное «Я вас любил┘». Стоит сказать, что солисты театра разыгрывают этот спектакль со стопроцентной отдачей, и это один из немногих, если не единственный случай, когда в московском оперном театре самая большая удача спектакля – это исполнители: Чингис Аюшев (Гамлет), Лариса Андреева (Офелия), Дмитрий Кондратков (Клавдий), Ирина Ващенко (Гертруда), Роман Улыбин (Полоний), а также Валерия Зайцева, Наталья Владимирская, Сергей Балашов и Денис Макаров...
Александр Титель и художник Эрнст Гейдебрехт вытянули из этой, в общем банальной, истории, что-то большее. Уверенность в преступлении Клавдия зиждется у Гамлета на признаниях курнувшего травки призрака. Клавдий корчится от страха под душем и поет свою арию в оторванный шланг. После смерти Полония следует танец безголового в костюме – свою голову он держит в руках, а потом швыряет ее об пол – и арбузная мякоть разлетается по полу. Может, и цена всей этой истории – пшик?
Все действие происходит вокруг большого медного круга: это, похоже, единственная константа для жителей датского королевства. Ves mir igra – выгравировано на круге. Продолжение шекспировского выражения всем известно. Каждый герой имеет железный крюк: крюк прицепляется к кругу, туда кладется медная миска, в которую накладывается невидимая еда, но так, что возникает сомнение в том, а люди ли это? Или движимые только инстинктом животные. И жизнь у них собачья. И самое ужасное, что выхода из круга человеческих страстей и пороков нет: умрут одни актеры-люди, придут другие. Финальная сцена: выходит ватага Фортинбраса – юные создания, точные копии героев только что отыгранной комедии. А снег, который периодически падает из железной трубы прямо в центр этого круга, так похож на пепел.
