Марина Гайкович К 200-летию со дня смерти Гайдна в Концертном зале им.Чайковского прозвучала его опера «Орфей и Эвридика, или Душа философа». Бурными овациями публики был встречен каждый номер, не исключая и смерть главных героев.
Теодор Курентзис и аншлаг ходят парой. Проекты Московской филармонии с концертными исполнением опер и станом европейских звезд тоже. Поэтому продукция музыкальной гордости Новосибирского театра оперы и балета – дирижера Теодора Курентзиса, хора «New Siberian Singers» и ансамбля «Musica Aeterna» плюс три приглашенных солиста, влившаяся в филармонический Абонемент «Оперные шедевры», заведомо по всем фронтам обещала событийность.
Кривая судьбы оперы Гайдна «Орфей и Эвридика, или Душа философа» отмечена крутыми поворотами. Композитор, уже получивший «вольную» от князя Эстергази, написал эту оперу для Лондона, но в отличие от знаменитых Лондонских симфоний, завоевавших популярность, опера так и не увидела свет рампы. Но какая участь ждала ее в ХХ веке! В середине прошлого столетия гайдновскую оперу прославила королева оперной сцены Мария Каллас, буквально возродившая это сочинение из полного забвения, а в 90-х партия Эвридики стала короной в репертуаре бесподобной Чечилии Бартоли. В России эту партию исполнила немка Симона Кермес, запомнившаяся московскому слушателю целым рядом своих работ (в первую очередь, дебютом – она пела партию Донны Анны из моцартовского «Дон Жуана»). Пару Кермес составил молодой британский тенор Эд Лайон, в чьей творческой копилке – сотрудничество с корифеями в области исполнения старинной музыки: Уильямом Кристи, Рене Якобсом и Айвором Болтоном. В этом составе сочинение несколько дней назад было представлено в Новосибирске.
Музыка оперы, четко разделенной границами действия, для первооткрывателей Гайдна как композитора этого жанра, ласкает слух. В ней приятно и неожиданно услышать последователей: то тут, то там вспорхнет интонационная вязь моцартовских арий, или внуками привидятся Верди с Россини. Трио действующих лиц - Эвридики, Орфея и Креонта - не по либретто превратилось в квартет благодаря Теодору Курентзитсу. Эмоциональная власть дирижера магически действовала на оркестр, который, к сожалению, иногда давал слабину в гайдновской партитуре. Речитативы, скупо и незамысловато подкрепляемые континуо, подчас лишали опоры певцов, а пианиссимо, магически сопутствовавшее смертям главных героев, было больше похоже на шорох. Симона Кермес, как всегда, была великолепной артисткой. Своей взрывчатостью и темпераментом она соперничала разве что с дирижером. Подчас казалось, что мы уже вовсе не Гайдну внимаем - настолько исполнение вырывалось за временные рамки темпом и штрихами, обескураживая смелым подходом. Очевидной досадой слушались промахи певицы в виртуозной каденции. Запал Кермес отчасти компенсировал профессиональные огрехи, тем более что, ключевых моментов, где певица разливалась упругим голосом, было предостаточно. Ее возлюбленный Орфей – Эд Лайон был в меру для тенора лиричен, профессионально точен, но проигрывал Кермес в артистизме. Удача в этот вечер сопутствовала харизматичному эстонскому баритону Дэвиду Кимбергу (Креонт) и хору «New Siberian Singers». В их исполнении была слышна четкая и вполне классическая позиция по отношению к материалу, а это подчас важнее «нового взгляда».
