Марина Гайкович
Спектакль построили как шахматную партию. Фото Олега Черноуса
Свою десятую (!) оперу 22-летний Россини написал за три недели, спектакль публика очень полюбила, по душе ей пришелся и искрометный юмор, и, конечно, патриотическая ария Изабеллы во втором акте. Опера начала кочевать по итальянским, затем европейским театрам, пока через 100 лет не пересекла океан, появившись на сцене Метрополитен. В Москве ее поставили в 1822 году, на сцене частного театра, и с тех пор «Итальянка» появлялась или в концертном исполнении, или в виде самых известных фрагментов в концертах оперных звезд.
«Итальянку в Алжире» театр не побоялся доверить режиссеру драматического театра и пригласил худрука Театра имени Пушкина Евгения Писарева – очевидно, имея в виду его удачные постановки комедий, а может быть, и оригинальную интерпретацию мюзикла «Звуки музыки», что шел в Москве в прошлом сезоне.
Получился очаровательный спектакль – веселый, смешной, игривый, ровно такой, каким сегодняшнему зрителю (а может, и вчерашнему, и позавчерашнему, и даже будущему) хочется видеть идеальную оперу-буфф. Идеальную, кстати, еще и в том смысле, что спектакль превратится в унылое зрелище без хороших певцов. В нашем случае – российских, что дает особый повод для гордости. Для исполнения партии Линдора пригласили Максима Миронова, певца, специализирующегося именно на россиниевском репертуаре. Фантастический тембр, феерическая техника, море артистизма, абсолютная свобода – неудивительно, что с этой партией певца снова и снова ангажируют театры, в архиве у Максима уже десяток разных «Итальянок в Алжире». Возлюбленную Линдора, интриганку Изабеллу, «обставившую» всех мужчин, спела Елена Максимова, укрепившая свои и без того прочные позиции ведущего меццо занятиями с маэстро Альберто Дзеддой, признанным мастером по исполнению Россини, что месяц назад приезжал в театр и дирижировал «Севильским цирюльником». Бея Мустафу, сластолюбца и страшного недотепу, исполнил Дмитрий Степанович, который пусть и на грани фола (что обыграл режиссер и превратил в шутку), но справился с «колоратурами»; а уж артистическими талантами блеснул: его герой появляется и в пенной ванне, и в замечательных золотых трусах, сверкающих бриллиантами, играет мускулатурой и прочее и прочее.
Евгений Писарев в соавторстве с художником Зиновием Марголиным во главу угла поставили момент игры и превратили спектакль в шахматную партию. Действительно, чтобы спасти любимого и всех пленников, да еще и утереть нос бею, вздумавшему считать женщин «безмозглыми курицами», пришлось разыграть настоящее сражение и продумывать ответный ход соперника на несколько шагов вперед. В итоге занавес выполнен в виде шахматной доски, а сцена оформлена шахматными фигурами, напоминающими резные купола минаретов. За Восток отвечали причудливые яркие костюмы в восточном стиле, за Запад – изящные кринолины и сюртуки.
Дирижера Феликса Коробова, тоже дебютанта – это его первый Россини, – режиссер поощрил. Знаменитая увертюра исполняется оркестром на сцене, музыканты, не дождавшись дирижера, начинают, маэстро, недоуменно пожимая плечами, присоединяется, и только на последних тактах оркестр плавно опускается в яму и, конечно, поднимается обратно на поклонах. В целом Россини Коробову поддался. Правда, дирижер остался верен своей привычке к бешеным (по-другому и не скажешь) темпам, так что финальные ансамбли, особенно в первом действии, певцы едва выдержали. А увертюру слегка «усерьезнил», что, в общем, забылось, как только открылся занавес.
