Алексей Хайтун
Арктический проект может стать для России дорогостоящим разочарованием. Фото Reuters
Самая крупная случилась 20 апреля 2010 года в Мексиканском заливе на буровой разведывательной платформе Deepwater Horizon, принадлежащей «дочке» транснационального конгломерата British Petroleum (ВР). Погибли 12 человек, платформа уничтожена пожаром, произошел неконтролируемый выброс нефти в объеме примерно 15 тыс. тонн. Экологические последствия оказались катастрофическими: загрязнение распространилось на побережье трех штатов, практически на весь южный регион США.
Выяснилось, что для каждого района добычи необходимо иметь в горячем резерве суда, платформы с буровыми установками, различного рода устройства для закупорки скважин. Нужен и быстро мобилизуемый персонал, на практике освоивший технологии аварийных работ. Ни свободных аварийных мощностей, ни аварийной команды в Мексиканском заливе не было. (Нет их и в российской Арктике, природа которой еще более уязвима.) ВР пришлось собирать аварийную команду со всего мира. В результате восстановительные работы затянулись, а убытки возросли. Необходимость иметь аварийные резервы при работе на шельфе существенно увеличивает затраты нефтегазовых компаний, а требуемые от этих корпораций страховые взносы поднимает на порядок.
Наибольшие трудности могут возникнуть при разработке шельфовых месторождений Арктики: проектировщики будут вынуждены ужесточить требования к строительству и эксплуатации Приразломного и Штокмановского месторождений, что повысит себестоимость добычи и транспорта продуктов. В данном регионе на арктических шельфах у нас намечается соорудить 15–20 платформ. Сейчас, насколько мне известно, сооружены четыре платформы, но одна – «Кольская» – затонула при буксировке. В этих условиях при малых (относительно мировой практики) национальных ресурсах только для резервирования аварий потребуется интернационализация углеводородных программ Арктики. Уже на стадии разведочного бурения будут нужны жесткие меры безопасности, из-за чего заявки на ресурсы могут быть пересмотрены в сторону крайнего удорожания.
Коль скоро мировые стандарты безопасности работ на шельфе изменяются, проектировщики вынуждены ужесточить требования к строительству и эксплуатации арктических проектов, что повышает себестоимость добычи и транспорта продуктов. Можно утверждать, что себестоимость добычи нефти и газа на шельфах повысились на 15–20%.
Арктический проект уже сейчас на пределе рентабельности. На конец 2012 года с учетом себестоимости барреля добытой на Приразломном месторождении нефти (около 30 долл.), налога на добычу полезных ископаемых и таможенных пошлин рентабельность проекта стала нулевой, даже когда стоимость нефти на рынке немного превышает 100 долл. за баррель. А при падении мирового спроса на углеводороды и снижении цен на нефть проект полностью потеряет экономический смысл.
В прошлом году по критериям рентабельности было заморожено освоение Штокмановского газового месторождения с запасами в 3,8 трлн. куб. м. Это одно из самых больших месторождений в мире. Добыча должна была начаться до конца 2017 года, но теперь сроки относятся в неопределенность.
Точной оценки объемов углеводородных запасов Арктики не существует: ООН называет цифру в 100 млрд. тонн нефти и 50 трлн. куб. м газа. Геологические службы США и Дании оценивают арктические нефтяные запасы в 83 млрд. тонн, или 13% от всех неразведанных мировых запасов. Объемы неразведанного газа могут оказаться более значительными и достигать 1550 трлн. куб. м. Большая часть нефти залегает вблизи побережья Аляски, а основные газоносные поля располагаются у берегов России. Можно полагать, что запасы углеводородов в Арктике не станут панацеей для стабилизации российского энергетического комплекса.
Между тем возможности добычи нефти и газа на материке далеко не исчерпаны. Имеются резервы повышения качества эксплуатации действующих скважин в Западной Сибири для включения в экономический оборот попутного нефтяного газа, на Ямале разведаны новые месторождения. Перспективна разработка сланцевого газа и нефти в европейской части страны, вблизи локальных экономических потребителей. Реальны также перспективы разработки месторождений нефти и газа в Восточной Сибири. Наконец, страна располагает серьезными запасами углей и технологией их экологически приемлемого использования.
Таким образом, проект нефтегазового освоения арктических шельфов имеет в России не лучшие альтернативы в мировой экономике и, по-видимому, не сможет привлечь серьезного заказчика. Именно поэтому сейчас задача мотивируется чисто политически...
Российская компания по освоению шельфа – ЗАО «Росшельф» – была образована в 1992 году в форме холдинга из 20 различных организаций. С тех пор она претерпела не менее пяти крупных реорганизаций. В результате судебных тяжб платформа МЛСП «Приразломная» перешла в ведение дочерней компании «Газпром».
Между тем опыт Западной Сибири говорит, что для столь крупного северного проекта требуется жесткая организационная структура, имеющая серьезные полномочия и определенную независимость. Таким и был Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс (ЗСНГК) в качестве территориально-отраслевой структуры Госплана. Для строительства системы газопроводов было создано строительное министерство Миннефтегазстрой. Не призывая к возврату плановой системы, хочу подчеркнуть: крупному арктическому проекту должна соответствовать жесткая хозяйственная структура с большими полномочиями и независимым капиталом.
Глобальная компания BP структуры для ликвидации аварий не имела и потому в ходе ликвидации последствий аварии в Мексиканском заливе понесла финансовые убытки до 45 млрд. долл. и, главное, затянула восстановление прибрежных территорий. И потому столкнулась с крупнейшими репутационными издержками.
Одним из аргументов для начала работ в российской Арктике является следующая сентенция: страна привлечет иностранных подрядчиков и получит новейшие технологии.
История МЛСП «Приразломная» этот тезис напрочь опровергает. В основе технологии здесь заложена списанная платформа Hutton, построенная в 1984 году. То есть при начале эксплуатации в российской Арктике верхней части первой платформы морского бурения были использованы технологии 30-летней свежести. Приспособление этой технологии к новому основанию велось неэффективно. В ходе постройки платформы появилась информация о наличии на приобретенном Hutton радиоактивной грязи, в частности, в системе пожарной сигнализации было обнаружено более 300 детекторов с радиоизотопными извещателями.
Российская промышленность оказалась не готова к выпуску оборудования для разработки шельфовых месторождений. При поставках на платформу «Приразломная» выяснилось, что 80% оборудования – брак, возвращаемый производителю. Первое ЧП после вывода платформы в море случилось в октябре 2011 года, когда во время 7-балльного шторма сорвало эвакуационный трап, позволяющий снимать персонал с борта платформы. До осени 2012 года платформа так и не была запущена в работу, после чего начало добычи отложили еще на год. Решение о переносе сроков добычи связывают с нерентабельностью проекта и выявленными госорганами нарушениями, не позволяющими начать бурение. Все же главная потенциальная опасность связана с возможными разливами нефти.
Оценим опасность, которую представляет собой в случае аварии МЛСП «Приразломная» после ввода в действие и начала нефтедобычи. Проектная суточная добыча нефти на объекте – 21–22 тыс. тонн. Емкость танков для нефти – 113 тыс. куб. м. Период отгрузки нефти – шесть суток. Таким образом, аварийный сброс нефти в случае аварии платформы и разрушения танков может достичь 120 тыс. тонн. Напомню, что во время аварии в Заливе было разлито не более 15 тыс. тонн нефти.
Самое главное – отсутствуют технологии сбора нефти с поверхности замерзшего (замерзающего в процессе сбора) океана.
В мировой практике существует три метода ликвидации разлива нефти: механический, когда нефтепродукты собираются специальными нефтесборными системами; применение химических реагентов, при помощи которых нефть разлагается на фракции и поглощается сорбентами; сжигание нефти на поверхности воды. Все методы могут применяться комплексно, что наиболее эффективно при сильном ветре и морском волнении, но в ледовых условиях устранение разливов становится серьезной проблемой.
По моему мнению, эффективного метода ликвидации аварии в арктических условиях сейчас не существует и нефтеразлив в Арктике может обернуться экологической катастрофой.
Следует отметить, что все годы развития ЗСНГК остро стояли вопросы экологии. Прошли годы и десятилетия, но экологическое сознание отнюдь на проникло в народную толщу. И вряд ли проникнет с началом освоения арктических шельфов.
* * *
Напрашиваются следующие выводы.
В российской Арктике пока не созданы ответственные структуры государственного уровня, могущие взять на себя ответственность за освоение шельфов Ледовитого океана.
Конъюнктура мирового рынка не дает запросов на дорогие нефть и газ российской Арктики, и потому привлечение иностранных нефтяных корпораций, а с ними и современных технологий остается проблематичным.
Отечественные технологии морской добычи не обеспечивают экологической безопасности, а общая экологическая культура работников отрасли пока недостаточна.
Дарья Гармоненко 
