Высший материализм Джона Тиндаля

По мере того как влияние Тиндаля среди широкой публики возрастало, росло число негативных оценок его работы». Фото из книги «Библиотека лучшей мировой литературы, древней и современной».  1902 г. Нью-Йорк, изд. J.A. Hill & Company

Прыгающие виноградины

Ответ Тиндаля полностью соответствовал концепции научного детерминизма, предполагающего, что законы природы исключают возможность событий, нарушающих эти законы.

Именно в это время он также познакомился с английским философом и социологом Гербертом Спенсером, который был примерно его возраста, и с зоологом-дарвинистом Томасом Хаксли, который был на пять лет моложе. Это было началом их многолетней дружбы. Их мнения по разным вопросам могли отличаться, и они без колебаний критиковали друг друга. На их отношениях эта критика не сказывалась. Друзья вообще были важной частью жизни Джона Тиндаля.

Не все его исследования проводились в лаборатории; интерес к событиям повседневной жизни привел его однажды на спиритический сеанс. Встреча с духами должна была состояться в частном доме под Лондоном...

Почти все время Тиндаль скучал. В конце вечера духов попросили произнести имя, которым в их мире называли Тиндаля. Духи сообщали буквы с помощью стуков, которые казались исходящими из-под стола; Тиндаль залез под стол, уверенный, что сможет определить их источник. Однако духи онемели, но, когда Тиндаль вылез из-под стола, духи возобновили свои действия и сообщили, что в мире духов Тиндаля называют «Поэт науки».

Популярными в обществе были также коллективные молебны. Так, в октябре 1863 года Pall Mall Gazette в статье «Молебны против холеры» призвала объединиться в «специальном религиозном акте» для противодействия эпидемии холеры. Заметим, что к этому времени английский врач Чарльз Сноу, анализируя статистику распространения эпидемии по кварталам Лондона, установил, в частности, что болезнь передается через воду. Власти закрыли доступ к насосам, качавшим воду из Темзы ниже Лондона, и эпидемия пошла на убыль. Это означает, что по крайней мере лондонские муниципальные чиновники понимали, что в борьбе с холерой помогают не молебны, а статистика.

Тиндаль был известен своей непримиримостью к чудесам и к молебнам (особенно коллективным). Так, в июне 1867 года один из наиболее авторитетных британских общественных журналов XIX века Fortnightly Review публикует статью Тиндаля «Miracles and special providences» («Чудеса и особые условия божественного вмешательства»). Тиндаль намеревался прочитать лекцию на ту же тему в Эдинбургском университете, однако сторонники чудес, зная о мастерстве лектора Тиндаля, использовали административный ресурс, и лекция члена Королевского общества была отменена.

Справедливости ради следует признать, что среди теологов были свои диссиденты. Артур Стэнли, настоятель Вестминстерского аббатства, не считал нужным скрывать свое раздражение в связи с решением церкви организовать в марте 1866 года массовое покаяние в ответ на эпидемию, поразившую сотни голов скота в стране. В письме к Тиндалю Стэнли признался, что считает день молитвы «просто язычеством», и попросил совета. Тиндаль ответил, что надеется, что Стэнли не будет молиться, как другие, о прекращении этой чумы, а вместо этого попросит у Создателя силы духа и ясности ума, чтобы встретить ее мужественно и бороться с ней разумно.

Два профессора и Франкенштейн

В 1867 году Тиндаль публикует эссе «Чудеса и особые провидения», представляющее ответ на «Восемь лекций о чудесах», опубликованную в 1865 году книгу Дж.Б. Мозли, оксфордского профессора богословия. Мозли не рассчитывает на науку и считает чудеса возможными.

В ответ Тиндаль заявляет, что религия – это «дело сердца», в отличие от нее физические явления должны оцениваться «исключительно сухим светом интеллекта». Неприятие молебнов и чудес заводит Тиндаля весьма далеко. Он сравнивает Мозли с доктором Франкенштейном, описывая творение Мозли как «вызванное чудовище, которое мы видим бродящим повсюду в деградирующих спиритических явлениях нынешнего дня».

Аргументы Мозли он называет «несообразной смесью доказательств и доверия», которая «чревата опасностью для неразборчивой аудитории, к которой обращается г-н Мозли».

Обращаясь к Мозли, Тиндаль не стесняет себя в выражениях: «Давайте не будем играть в прятки с чудесным». И напоминает, что «наука – это крепость из адаманта», а не «дом из глины» и что она так оснащена, чтобы «выдерживать удары теологических бурь, которым она периодически подвергается».

Свои реплики, прозвучавшие в ходе дискуссий вокруг темы «молебны и чудеса», Тиндаль обычно публиковал в формате небольших эссе. В их числе эссе «Наука и Духи» (1864), сатирическое обвинение сеансов и шарлатанов, которые их проводили; «Размышления о молитве и естественном законе» (1861). Эти же вопросы обсуждаются в эссе «Витальность» в сборнике «Фрагменты науки».

Белфастская речь

В 1873 году Тиндаль получил предложение стать президентом на 1874–1875 годы Британской ассоциации содействия развитию науки (БААС). Президенты БААС назначались сроком на один год.

Основанная в 1831 году БААС была задумана как способ продвижения науки в Британии. К 1870-м годам эта цель была достигнута и даже превзойдена. Ежегодные собрания Британской ассоциации, собиравшие специалистов из разных областей – от биологии до социологии, от физики до антропологии, – стали одним из самых освещаемых и известных событий года. Доклады, представленные на собрании, впоследствии изучались не только «людьми науки», но и любителями из разных социальных страт британского общества.

В 1874 году в статусе Тиндаля произошли перемены. Они были связаны с реакцией общества на его инаугурационную речь в Белфасте, произнесенную в связи со вступлением в должность президента Британской ассоциации содействия развитию науки.

Предложение возглавить БААС само по себе было заманчивым. Приняв его, Тиндаль смог бы существенно повысить свой статус и влияние в научном сообществе. Однако Тиндаль был полон сомнений. В 1874 году, имея в виду БААС, он писал Томасу Хаксли: «Они не хотят меня… в ответ я, возможно, буду менее мягок в разговорах с ними, чем был бы в противном случае». Тиндаль намеревался отказаться. Но друзья убедили его этого не делать, мотивируя тем, что отказ может быть интерпретирован как результат давления на Тиндаля. Основания для этого были: профессор Белфастского университета Питер Тэт организовал публикацию в белфастских СМИ антитиндалевских заметок искусствоведа Джона Рёскина. Когда Тиндаль узнал об этом, он согласился с аргументами друзей и принял предложение.

Тиндаль вполне мог бы рассказать о своих актуальных исследованиях в области акустики. В начале 1874 года он представил соответствующий отчет в Лондонское королевское общество и в Палату общин.

Хаксли писал ему незадолго до инаугурации: «Интересно, начат ли уже этот Доклад и собираешься ли ты быть таким же мудрым и осмотрительным, каким был я в Ливерпуле. Пусть мой пример будет горящим и сияющим светом для тебя. Заявляю, что у меня есть ужасные опасения, что ты выйдешь за рамки». Здесь Хаксли ссылался на свой опыт президентства в БААС в 1870 году; свою президентскую речь он посвятил обсуждению истории и жизнеспособности теории самопроизвольного зарождения. Тема была взрывоопасной. Его вывод – что самопроизвольное зарождение невозможно – был в целом благосклонно принят аудиторией.

Другие коллеги Тиндаля советовали ему: «Выбирай научный предмет, который не потребует большого умственного напряжения». Этот совет – как, впрочем, и совет Хаксли – Тиндаль проигнорировал.

Друзья Тиндаля с самого начала предсказывали, что после речи последует катастрофа. «Пока он выступал в Белфасте, вспышки молний играли беспорядочно среди множества людей, вскоре после этого послышались громовые бормотания недовольства, а к воскресенью они переросли в бурю, и говорят, что все кафедры города метали молнии против него», – в таких выражениях Уильям Биннс, священник одной из церквей Белфаста, описывал реакцию на речь президента.

Конспект речи

Но что именно в речи Тиндаля вызвало такую бурную реакцию? Вообще говоря, в Белфасте Тиндаль не сказал ничего из того, что не было бы сказано им раньше. Однако в данном случае произнесенные им слова «весили» существенно больше. Аудитория, слушавшая речь президента, существенно превышала обычную и по численности (вместимость зала составляла 1800 человек при 1650 креслах), и по уровню образования. Об этом позаботились СМИ.

Значительная часть выступления президента Тиндаля представляла собой экскурс в историю науки. При этом Тиндаль не скрывает субъективный характер своего рассказа о великих ученых и великих идеях прошлого. Рассказ начинается с античной атомистики, с обзора учений Демокрита, Эпикура и Лукреция Кара. Главным итогом развития древнегреческой науки Тиндаль считает «очищение мира от фантастических представлений о божествах, произвольно управляющих явлениями природы».

Отметим особо, что, рассказывая о Демокрите, Тиндаль называет его материализм «упрощенным», поскольку он игнорирует человеческое сознание. Свой материализм Тиндаль называет «высшим».

Дальнейшее развитие науки было «проблематизировано политической и теологической борьбой между церковью и гражданским правительством». В том числе связанной с духовной сферой. Суды инквизиции над Галилеем и Джордано Бруно позволили церкви на некоторое время задержать признание гелиоцентрической системы Коперника.

Экскурс в историю науки Тиндаль завершает краткими характеристиками главных достижений науки XIX столетия: теории эволюции Чарльза Дарвина и доктрины сохранения энергии. В обоих случаях вклад профессора Королевского института Джона Тиндаля был весьма значительным.

В заключительном разделе речи Тиндаль обсуждает вопрос о границе между наукой и религией. По его словам, добавляя «внутреннюю полноту и достоинство человеку», религия была ограничена «областью поэзии и эмоций». Область объективного знания принадлежала только науке. Любые системы, которые «посягают на область науки», должны «подчиниться ее контролю».

Следующий фрагмент белфастской речи Тиндаля – хорошая иллюстрация того, насколько сильно изменились лексика и аргументация «человека науки» за прошедшие полторы сотни лет.

«Разбивая магнит, мы обнаруживаем два полюса в каждом из его осколков. Мы продолжаем процесс дробления, но, какими бы малыми ни были части, каждая несет в себе, хоть и ослабленную, полярность целого. И когда мы уже не можем разбить дальше, мы продолжаем интеллектуальное видение до полярных молекул. Не побуждены ли мы сделать нечто подобное в случае жизни? Не существует ли искушения в некоторой степени согласиться с Лукрецием, когда он утверждает, что «природа, как видно, все совершает самопроизвольно, без вмешательства богов»? Или с Бруно, когда он заявляет, что материя не является «той просто пустой вместимостью, которую философы изображали, но универсальной матерью, порождающей все сущее как плод своего чрева»? Веря, как я верю, в непрерывность Природы, я не могу резко остановиться там, где наши микроскопы перестают быть полезными. Здесь видение разума властно дополняет видение глаза. В силу интеллектуальной необходимости я пересекаю границу экспериментальных доказательств и различаю в той Материи, которую мы, в нашем неведении ее скрытых сил и несмотря на наше декларируемое почтение к ее Создателю, до сих пор покрывали позором, обещание и потенциал всей земной Жизни».

Иными словами, жизнь изначально присутствует в материи и не нуждается в привнесении извне. Это означает, что для Тиндаля жизнь и материя были едины. Для ортодоксальной теологии этот вывод был абсолютно неприемлем.

Брошюра с текстом инаугурационной речи была оперативно издана и хорошо продавалась. 2 октября 1874 года была напечатана четвертая тысяча экземпляров; пятой тысячи, допечатанной 6 октября, хватило на две недели. Общий гонорар Тиндаля составил 300 фунтов.

«Вражеский материализм»

После Белфастского выступления известность Тиндаля и его возможности как научного коммуникатора заметно выросли. Но некоторые оппоненты обвиняли Тиндаля в использовании подстрекательских замечаний для увеличения своей популярности.

В 1878 году появилась анонимная брошюра «Экстрафизика и тайна творения». В ней, в частности, было сказано: Тиндаль «неизменно использует свою большую популярность и высокий авторитет преподавателя науки и лектора, чтобы отбить у кого-либо желание пытаться понять внутреннюю сущность его красноречия».

Несмотря на заявления Тиндаля, что он не принимает материализм как целостную философию жизни, строка из белфастского доклада, где он утверждал, что «обещание и потенциал всей земной Жизни» можно найти в материи, цитировалась или упоминалась многими критиками Тиндаля. Многие периодические издания приводили ее как доказательство того, что Тиндаль был материалистом, несмотря на его отказ от вульгарного материализма.

Как бы там ни было, по мере того как влияние Тиндаля среди широкой публики возрастало, росло число негативных оценок его работы. Так, в упомянутой уже брошюре «Экстрафизика и тайна творения» был представлен следующий портрет Тиндаля: «Он любит позировать перед популярной аудиторией как непогрешимый оракул всего, что он знает, и бесстрашный истребитель всего, что он не может понять. Возвышаясь в своей гордости на неприступной куче пыли своих вседостаточных молекул, он высокомерно заявляет, что, насколько глаз науки до сих пор проникал через природу, никакого вторжения чисто творческой силы в какую-либо серию явлений никогда не наблюдалось».

Джон Нэш Гриффин, настоятель Троицкой церкви в Дублине, изучавший математику и физику, а также этику и логику в Тринити-колледже в Дублине, изложил свою точку зрения в памфлете «Атомы» (1875): «Ученый профессор осмелился оскорбить совесть и интеллект Ассоциации, считающейся самым ученым сообществом в Европе. Весьма прискорбно, что кто-то так злоупотребил высоким положением, в котором он оказался, чтобы от священного имени Науки высказывать свои собственные сырые и безосновательные спекуляции».

А в 1883 году, то есть спустя 9 лет после инаугурационной речи, еще один анонимный автор написал поэму объемом 59 страниц (!) «Отрицание души профессором Тиндалем и допущение фатализма». К поэме прилагался текст с осуждением прессы за распространение идей Тиндаля; они (идеи) могут привести народ к вредным мыслям о том, что «нет независимого Бога провидения», «нет души», «нет силы в молитве».

Мягкая сила Клуба X

Практически во всех рассмотренных нами сюжетах научной биографии Тиндаля его позиция утверждалась в ходе дискуссии с оппонентами. В то же время важной составляющей его жизни было сотрудничество. Его ближайшими друзьями были Томас Хёрст и Томас Хаксли. Вокруг этих троих сформировался небольшой круг коллег, которые в 1860-х годах укрепили свою дружбу и научные связи в форме частного обеденного клуба, который они назвали Клуб X.

Этот клуб собирался раз в месяц с 1864 по 1892 год и – как следует из его названия – был эксклюзивным и секретным с самого начала. В клубе было девять членов. Все они – выдающиеся ученые: сам Тиндаль; Хаксли и Хёрст; химик Эдвард Фрэнклэнд, друг Тиндаля еще по кинвудскому колледжу; Герберт Спенсер; ботаник Джозеф Хукер; Джордж Баск, отставной морской хирург и зоолог; сэр Джон Лаббок, этнолог и энтомолог, а также член парламента; и Уильям Споттисвуд, математик и физик. Все они, и по отдельности, и как группа, оказали заметное влияние на британскую политику.

Философия клуба провозглашала культурное лидерство науки в противовес организованной религии, и его члены выступали за увеличение культурной зависимости от науки во всех областях – от промышленности до образования. Они разделяли мнение, что наука может объяснить все потенциально объяснимые аспекты Вселенной, тем самым устраняя необходимость в теологии.

Клуб X поддерживал Дарвина и теорию эволюции; самыми активными в этой поддержке были Тиндаль, Хаксли и Спенсер. Свое влияние на ход событий Тиндаль таким образом осуществлял также через контакты членов Клуба.

Сравнивая жесткую тональность дискуссий с неформальным общением через посредничество Клуба X, мы можем назвать клуб термином из современной политологии – «мягкая сила».

Хотя Клуб X формально оставался частным обеденным клубом для девяти джентльменов, его общественная репутация была очень высока. Соответственно выросло и его влияние, историк Джеймс Р. Мур назвал Клуб X «самой могущественной группой в науке поздневикторианской эпохи».

Герберт Спенсер пишет в своей автобиографии, что использование названия «Икс», «помимо преимущества, что оно ни к чему нас не обязывало, имело дополнительное преимущество в том, что позволяло делать краткое и для постороннего загадочное уведомление о наших встречах».

Дело в том, что приглашения на их обеды рассылались на карточках, где было написано только, например, «X=5», чтобы указать день месяца. Спенсер с удовольствием заметил: «Несомненно, в умах слуг, принимавших эти открытки, возникало много домыслов и абсурдных выводов». Члены Клуба были настолько довольны своим языком Икс, что давали друг другу прозвища в стиле Икс: Эксцентричный Тиндаль, Возвышенный Хаксли, Исчерпывающий Спенсер.

Напомним, что, кроме Спенсера, все члены клуба были членами Лондонского королевского общества, а некоторые занимали там административные позиции. При этом они активно печатались в научных журналах и поддерживали друг друга в дискуссиях. Именно в эти годы и «люди науки», и общество в целом осваивали идеи теории эволюции.

И сторонники наук, и те, кто поддерживал их церковь, стремились получить влияние на культуру в рамках оспариваемых границ между наукой и религией.

18 декабря 1875 года газета The Times публикует статью Тиндаля «Ватикан – физика». Тиндаль цитирует письмо епископа Монпелье деканам и профессорам университета Монпелье. В письме епископ дает понять, что Римская церковь считает себя хранительницей абсолютной истины и что «даже в естественном порядке вещей, научном или философском, моральном или политическом, она не допустит, чтобы система была принята и поддержана христианами, если она противоречит определенным догматам». Комментируя это письмо, Тиндаль не видел возможности примирения или компромисса между свободой Рима учить человечество и свободой человеческой расы: «Одна свобода или другая должна пасть».

* * *

В 1903 году с белфастской речи Тиндаля прошло почти три десятилетия. Бернард Шоу завершает работу над пьесой «Человек и Сверхчеловек». Одна из героинь жалуется: «Какой странный мир. Раньше он был таким прямым и простым; а теперь никто, кажется, не думает и не чувствует, как должно. Ничто не было правильным с тех пор, как профессор Тиндаль произнес ту речь в Белфасте». Шоу явно иронизирует над смятением чувств своей героини… В то же время, в 1874 году, многие искренне считали, что речь Джона Тиндаля инициировала теологический кризис. 

Текст статьи – переработанный вариант главы из книги «Между лабораторией и аудиторией: викторианский ученый Джон Тиндаль», готовящейся к печати в издательстве «Товарищество научных изданий КМК»

Нижний Новгород