Андрей Кротков В скандально известном романе Валентина Пикуля «Нечистая сила» один из персонажей, рефлектирующий интеллигент, издает всхлип-вопрос: «Боже мой, Боже мой, куда мы катимся?» На что другой персонаж, политический циник, резонно отвечает: «Куда надо, туда и катимся».
Пришедшийся на этот год 15-летний юбилей августовского путча прошел почти незамеченным. В отличие от предыдущих лет, когда события августа 1991 года отмечались лавиной мемуаров, комментариев и пророчеств. В чем причина? Похоже, в том, что борьба с прошлым поднадоела, настоящее довлеет, а будущее настораживает.
Самое ходовое слово в сегодняшнем лексиконе политических аналитиков – «реставрация». Звучит красиво. Сразу вспоминается, как в 1660 году, после кромвелевских ужасов Английской республики, в правление короля-плейбоя Карла II Стюарта была реставрирована монархическая благодать – которая, правда, закончилась трехлетней смутой, «Славной революцией» 1689 года и призванием на трон «импортного» короля┘ Но Россия XXI века – не Англия XVII века, исторические параллели хромают на обе ноги.
В 1992 году на улицах Москвы тысячные толпы скандировали: «Са-вецкий Са-юз!» Несколькими годами позже президент независимой Украины г-н Кучма обронил историческую фразу: «Кто не жалеет о распаде СССР – у того нет сердца, кто желает восстановления СССР – у того нет головы». Он оказался прав.
Реставрация есть возвращение к «норме» – то есть к былому порядку вещей и прежнему ходу дел, которые в массовом сознании воспринимаются как состояние стабильности. Сильнейшая ностальгия по позднесоветской «стабильности» была понятна, когда ей оппонировали импровизационный бардак и экономический хаос 1992–1999 годов. Стоило реке чуть войти в берега – и ностальгия по советской «норме» начала иссякать.
А ведь, если вдуматься, последние 300 лет никакой «нормы» в России не было. Тысячелетняя «норма» ушла вместе с допетровской Русью. На протяжении трех веков в массах укоренялась привычка жить в обстановке чрезвычайщины – когда рассуждать некогда, инициатива наказуема и надо лишь исполнять распоряжения начальства, которому сверху виднее. Народонаселение, битьем, мытьем и катаньем отученное принимать решения, не приняло игру в народовластие, отказалось организовываться в гражданское общество, поскольку так и не смогло понять, кто виноват (Герцен), что делать (Чернышевский), когда же придет настоящий день (Добролюбов) и много ли человеку земли нужно (Лев Толстой).
В результате суверенитет народа на всех уровнях выродился в политический и экономический произвол оборотистых типов. В такой обстановке почти неизбежен откат к этатизму-огосударствлению: зарвавшихся элитариев осаживают, лояльных элитариев оглаживают, народонаселение вновь жалуют прежде урезанными правами (с ограниченными возможностями их осуществления) и обвешивают новыми обязанностями (с неограниченными возможностями их выколачивания).
Кто знает, может быть, в этом и состоит великая сермяжная правда, столь любезная сердцу Васисуалия Лоханкина. Сей персонаж вспомнился не случайно: он тоже сперва хотел стать рантье-квартиросдатчиком, а когда в буквальном смысле слова прогорел, то пришел навеки поселиться и встать на государственный кошт┘
